Глаза мои открылись сами собой. Без напряжения, без внутреннего приказа. Я был абсолютно спокоен. Я воспринимал действительность без эмоций, такой, какая она есть на самом деле. Я понял все свои прежние ошибки и просчеты, я осознал и принял их как данность. Я готов, и да будет что будет…Усы я сбрил, что называется, всухую. Было неприятно, но не больно. Стричь волосы самому себе, да еще без зеркала, сложно, но я справился. Подкоротил локоны самую малость, боялся перестараться и превратиться в престарелого панка с соответствующей прической.Из вещей, что я прихватил впопыхах, покидая гостиницу, пригодилась лишь грубая куртка рыболова. Ее я надел поверх тонкой ветровки. В одном из карманов ветровки я предварительно спрятал пакет с долларами, в другом – комплект метательных звездочек-сюрикэнов.Ну вот, я почти готов. Еще несколько последних штрихов, парочка «домашних заготовок» – и можно трогаться в путь. Не так давно моя заготовка с камерой хранения сработала, надеюсь, и сейчас я не зря хлопочу.Из вагона я вышел если и не другим, то порядком изменившимся человеком. Походка моя тоже изменилась. Теперь я ковылял вразвалочку. Так ходят по суше бывалые моряки, привыкшие к корабельной качке.Моя первоочередная задача – уточнить расположение пионерского лагеря «Звездный». Вот как раз верхом на рельсе сидит пожилой дорожный рабочий, перекуривает. Подойду к нему, спрошу.– Здорово, отец. Не подскажешь, как к «Звездному», к пионерлагерю, покороче пройти?– А тебе, сынок, зачем туда? – Щурится от дыма, меня разглядывает. – Там сплошная разруха. Почитай, который год лагерь закрыли.– Я за грибами. Братан в том году три лукошка белых там нарезал.– У тебя, как я погляжу, лукошка-то нету.Наблюдательный, однако, старикан попался.– У меня, дед, целлофановые пакеты в рюкзаке.– А-а-а-а, понятно. А почему очки черные нацепил, будто ты шпион иностранный?– Глаза больные. Конъюнктивит. Слыхал о такой болезни?– Бог миловал… Ты, я вижу, не местный…– Извини, отец, что перебиваю, только давай так: или ты мне отвечаешь на вопрос, или я еще кого поищу, поспрошаю.– Да не кипятись ты! Ишь взбеленился. Не видишь разве, курю я, отдыхаю. Скучно, охота языком почесать. А что до «Звездного», так это тебе надо идти сначала прямо-прямо, потом, как увидишь кладбище, возьми левее…Дед подробно рассказал мне, где и почему лучше свернуть, как можно было бы срезать путь и отчего этого лучше не делать. Я покорно слушал. Мой взрыв гнева, как реакция на излишнее любопытство старика, был ненастоящим. Я лицедействовал. На самом деле, будь такая возможность, я с удовольствием сел бы рядышком на рельсу, поговорил со старичком рабочим за жизнь, подробно, не торопясь. Мне было хорошо рядом с ним. Чем-то неуловимым он напоминал мне моего деда, не родного, но самого близкого человека. Не пойму, чем. Может быть, взглядом мудрого, много повидавшего на своем веку человека, но и к старости не утратившего искорку детского, ребячьего любопытства в глазах.– …Там будет развилка, свернешь влево, и аккурат через полкилометра упрешься в ворота пионерлагеря. Ты молодой, отсель дотуда в полчаса дойдешь.– Спасибо, отец… Пойду, пожалуй. Счастливо тебе.– И тебе, сынок, счастливо. Удачи!– Спасибо. Удача мне пригодится. Прощай, не поминай лихом. Глава 3Я – мастер В лесу я чувствую себя значительно лучше, чем в городе. Я вырос в тайге, деревья мне братья, кусты, мхи и травы мои друзья. Я умею понимать лес, знаю все его загадки и в трудную минуту могу попросить у него помощи.Лес густо окружал с трех сторон то, что раньше называлось пионерлагерем «Звездный». С четвертой стороны к покосившимся воротам «Звездного» тянулась песчаная лента дороги, и деревья вокруг стояли редко, зато вовсю разросся папоротник, вымахал выше человеческого роста.Я вразвалочку шел по дороге и слушал птичье щебетанье, стрекотанье кузнечиков, шорох ветра в листве. Нестройный лесной оркестр сигнализировал мне – рядом есть люди, они спрятались, выжидают, их много. Они вокруг, со всех сторон.Трудно объяснить, как, но лесные шорохи говорили мне не только о наличии людей, они еще сообщали характеристики затаившихся бойцов. Слушая лес, я узнал о том, что эти люди считают себя большими мастерами по части маскировки. Они не просто прячутся, они священнодействуют, они, как малые дети, которые играют в индейцев и в момент игры свято верят, что действительно являются последними из могикан.Милиционеры так засады не устраивают. Люди в сером действуют более прямолинейно и более эффективно. Они бы не стали рассредоточиваться по одному среди деревьев, пытаясь объять необъятное. Две вооруженные группы по краям дороги и еще несколько групп в лесу, по периметру забора вокруг лагеря – более чем достаточно, чтобы меня взять.Подхожу к скособоченным железным воротам с красными звездами. Ворота закрыты на огромный ржавый амбарный замок. Пустая, никому не нужная формальность. Щель под воротами такая, что под них можно запросто подлезть и даже пройти гусиным шагом. Забор вокруг лагеря тоже чисто символический. Неизвестно, чего в заборе больше – досок или дырок. Умиляет ржавая колючая проволока поверху остроконечных досок ограды. Пионерские лагеря у нас строились по образу и подобию концентрационных. Те же бараки, плац, административные здания, хозблок, забор. Единственное, чего не хватает, так это вышек для часовых.Советские табачные фабрики в любой момент могли переориентировать производство гильз для папирос на производство гильз для стрелкового оружия. Также и любой пионерлагерь в полдня можно было переоборудовать в лагерь для военнопленных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127