Воровато приоткрываю глаза. Быки мертвы. В отличие от меня не понарошку. Троих придушили, двоих пристрелили. Сами виноваты, не надо было в свое время косить от армии, а если уж закосил, нечего баловаться с автоматическим оружием, коли не умеешь.Жду контрольные две минуты. Вскакиваю, возвращаюсь в свой номер, осторожно выглядываю в окно.Четверо Иванов все еще дразнят овчарку. Увлекательное, должно быть, занятие, по уму. Четыре танкиста и собака, мать их…Ага! С другой стороны здания послышались выстрелы. Овчарка забыта, все четверо гуськом побежали за угол. Красиво бегут, черти! Первогодок-салабон в полрожка снимет со ста метров.Все, двор внизу пуст. Одинокий пес навострил уши, не выдержал, залаял.Я запрыгиваю на подоконник, щелкаю шпингалетами, открываю окно. Попутно снимаю с себя белые одежды. Отбрасываю их за спину. Делаю шаг на карниз. Босые ноги неприятно холодит ржавый металл. Подо мной пропасть глубиной в четыре этажа, внизу мерзлая земля. Надо прыгать. Мне страшно. * * * …Подросток застыл на самом краю крутого, почти вертикального каменного откоса. Стальной лентой далеко внизу блестела река. Солнечные блики лениво играли на тихой, тягучей массе воды. Беззаботно щебетали птицы. Шустрая белка мелькнула в изумрудной зелени векового кедра. На небе ни облачка. Солнце в зените. Хорошо…Подростку очень не хотелось умирать в такой день и в такой час. Вот если бы шел дождь и смеркалось, тогда ладно. Тогда к утру кто-нибудь из обитателей тайги точно перетащит тело с открытого пространства в колючие заросли подлеска. И не придется лежать на виду у глупых пичуг и любопытных белок.Подросток стыдился смерти, как иные стыдятся наготы.Мертвым он будет абсолютно беззащитен. Любой сможет подойти и посмеяться, поиздеваться над ним. А второй попытки уже не будет…– Ты боишься прыгать?Бесцветный голос деда за спиной подталкивал вперед, в пустоту, отнимая последние секунды жизни. Подросток не мог придумать для себя большего унижения, чем демонстрация собственной слабости перед дедом.– Ты слишком гордый, – сказал дед. – Тебе стыдно умирать.Дед, как всегда, читал его мысли.– Ты боишься страха. Боишься признаться в собственной слабости. Трусость не позволяет тебе ослушаться моего приказа и отказаться от прыжка. Ты боишься выглядеть трусом. Я прав?Подросток замер. Кажется, от удивления он даже забыл, что надо дышать. В глазах побежали серые мухи. Впервые за всю его короткую жизнь дед обратился с вопросом. Раньше дед только приказывал. Мнение мальчика, его мысли и переживания никогда до этого момента не интересовали деда.– Что, удивлен? – Дед подошел ближе. – Я знаю, ты меня ненавидишь. Если бы было по-другому, ты бы не дожил до сегодняшнего дня. Ненависть – бездонный источник силы. Ненависть порождает гордость. Я всегда смеялся над твоими неудачами, и ты научился не бояться неудач. Они для тебя теперь лишь ступень к успеху. Я добился своего: страх и боль не смогут тебя остановить.Помнишь, однажды я приказал тебе забраться на дерево со связанными за спиной руками и ты упорно полз вверх, падал, поднимался и снова полз. Помнишь, ты чуть не сломал шею? Я в последний момент поймал тебя, опустил на землю и залез на верхушку, сцепив пальцы за спиной. Помнишь, как ты заплакал, убежал в лес, а вернувшись через две недели, залез на то же дерево – как и я, без помощи рук, но не головой, а ногами вверх? Не забыл последующее наказание? Я наказал тебя за то, что ты ослушался моего приказа, нарушил мою волю. Я ведь ничего не говорил про то, что лезть надо головой вниз! Сутки ты сидел в выгребной яме по уши в коровьем дерьме, и тогда ты решил убить меня.Подросток повернулся лицом к деду. Их глаза встретились. Узкие по-восточному, с седыми ресницами, глаза деда – и голубые, почти детские, глаза его приемного внука.– Да, я знаю, не удивляйся. Ты хотел меня убить. Ночью, когда я спал, ты подошел с ножом в руках. Ты стоял подле меня час, то поднимая нож для удара, то опуская его. Поверь, мальчик, если бы ты ударил, я не стал бы защищаться. Обучая кого-то, мы берем на себя ответственность за него. Я лепил тебя, зная, что настанет переломный момент – и ты либо убьешь меня, либо решишь унизить еще больше, чем я унижал тебя. Первый путь – путь слабого, второй – дорога воина. Ты решил победить меня, но по молодости лет не понял, что для этого прежде всего придется победить себя! Когда ты ушел той ночью, я плакал от счастья. Я учил тебя правильно, мальчик, и я был достоин жить дальше!В душе подростка происходили сложные, незнакомые катаклизмы. Отчего-то защипало в горле. Силуэт деда раздвоился и поплыл. По щекам подростка катились слезы. Он внезапно понял, что любит этого старого узкоглазого человека. Новое знание пронзало все естество с неизведанной ранее силой.– Ну вот, мальчик… – дед притянул его к себе, обнял, – ты только что испытал сатори! Пойдем…– А как же прыжок?Вопрос мальчика прозвучал почти жалобно.– Прыжок? Рановато тебе прыгать, внук.Внук… Внук! Никогда дед не называл его внуком!– Да, рановато. Будем считать, ты закончил период обучения дзюнан-тайсо. Теперь твое тело готово воспринять тайхэн-дзютцу. Прыжки со скал – лишь малая доля этого искусства. Ты крепок, как камень. Но если камень ударится о скалу, он рассыплется в пыль. Тебе, внук, предстоит научиться быть подобным воде. Изменчивым, податливым и неуловимым для демонов смерти. Ты сам станешь одним из демонов мрака. Что, непонятно? Или непривычно? Конечно, непривычно! Разболтался старый дед. Мелет и мелет языком, да? Привыкай, внук, с этого дня мы будем много и подолгу с тобой разговаривать…Старик и подросток шли прочь от обрыва над рекой, ни на секунду не прекращая оживленной беседы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127