Воспоминания
нашего детства, место, в котором мы родились, впечатления.
которые мы тогда воспринимали, окружавшие нас люди, вся
совокупность первоначальных наших знаний - не образует лл
все это основной внутренний фонд нашей личности? Не состав-
ляет ли точно так же вообще наше <образование", т. е. круг
предметов, познанных нами, часть нашей личности? Не испы-
тывает ли каждый человек, хотя бы иногда и до некоторой
степени, фаустовскую жажду расширить свою личность через
обогащение своей жизни, т. е. расширение круга предметов, на
которые направлена и с которыми связана его жизнь? Учёные
психологи говорят нам. что мы должны при этом отделять наши
настроения, чувства, стремления, деятельности от предметов, на
которые они направлены и что только первые образуют нашу
душевную жизнь. Но как это возможно, если именно нераздель-
ность, единство этих обеих сторон образует качественное свое-
образие такого рода явлений душевной жизни, характеризует
само их существо?

Эта трудность сама по себе еще может быть обойдена. Она
свидетельствует не о ложности, а разве лишь о недостаточности
или односторонности намечаемого этим учением понятия душев-
ной жизни. Дело в том, что, как мы увидим далее, существо

вопроса необходимо требует разных смыслов и тем самым обла-
стей душевной жизни, отличения душевной жизни в узком,
специфическом смысле, в смысле самого субстрата или как бы
корня психического бытия, от душевной жизни в ее широком
конкретном обнаружении; и наши сомнения могли бы быть
отведены указанием, что рассматриваемое учение имеет в виду
лишь первое понятие душевной жизни. Гораздо важнее другое,
возникающее здесь сомнение. Оставляя совершенно в стороне
предметные содержания сознания, мы встречаемся еще с таким
элементом, как так называемые ощущения. Исключение их из
состава душевной жизни есть уже явно насильственное сужение
круга душевных явлений, в известном смысле вполне ана-
логичное рассмотренному нами насилйственному расширению его
в идеалистической философии. Если вспомнить, что при этом
должны иметься в виду не только такие явления, как цвета и
звуки, но и такие, как, например, тошнота и голод и т. п., то
непосредственное чувство неизбежно должно протестовать против
исключения их из состава моей душевной жизни. Уже
общепризнанная трудность различить в составе такого
переживания, как, например, голод, момент чистого <ощущения>,
которое по этой теории не входит в мою душевную жизнь, от
слитых с ним чувств и стремлений, показывает, что в конкрет-
ный состав душевной жизни ощущения входят некоторым необ-
ходимым ингредиентом, как неотделимый момент какого-то
первичного единства переживания. Но так же, по существу,
обстоит дело со всеми вообще ощущениями или - еще шире -
со всеми непосредственными данными сознания. Не только
<органические ощущения>, но и цвета, -звуки, запахи, вкус,
непосредственные элементы пространственности и пр. - взятые
сами по себе, вне того знания, которое мы из них строим или
тех предметов, к которым их относим - настолько тесно связаны
со стихией нашей душевной жизни, образуют .столь необходимый
ингредиент наших чувств, настроений, стремлений, что исклю-
чать их из состава душевной жизни значит существенно искажать
ее природу и как бы делать ее вообще невозможной.

В этом учении, как это часто бывает, уяснение весьма ценной
и бесспорной истины, будучи неполным, дало повод к новому
заблуждению. Как мы уже отметили и как это подробнее будет
показано ниже, само отграничение душевной жизни от предмет-
ного бытия весьма важно и есть в известном смысле основа
понимания душевной жизни. При этом весьма ценно, что в про-
тивоположность наивным представлениям, к области предметного
бытия были отнесены не только конкретные вещи, но и такие
идеальные содержания, как, например, цвета, звуки и т. п. Это
утверждение само по себе не совпадает необходимо с признанием
реальности так называемых <вторичных качеств>. Пусть цвета,

звуки и пр. не существуют в составе эмпирической физической
действительности (хотя, как известно, в настоящее время сооб-
ражениями Шварца и в особенности Бергсона это господству-
ющее в современном естествознании популярно-философское
представление сильно поколеблено). Но как бы ни определять
область душевной жизни, самым негодным определением ее будет
(к сожалению, еще доселе господствующее) понимание ее, как
всего вообще <не физического>. Чем бы ни была душевная жизнь,
она во всяком случае не есть просто свалочное место для всего,
что наука о материальной действительности признает со своей
точки зрения <субъективным> и непригодным для себя. Из этого
следует, что исключение <вторичных качеств> из физической
действительности ведет к отнесению их к какой-либо иной, <иде-
альной> области бытия, а никак не к включению их в область
<душевной жизни> - подобно тому как несуществование в сос-
таве физического мира чисел или геометрических содержаний
не делает последних <психическими> явлениями, или как изве-
стная из остроты Лапласа ненадобность для астрономии <гипотезы
Бога> еще не делает Бога <психическим явлением>. Напротив,
совершенно бесспорно, что такие знания, как, например, учение
о шкале звуков или о <пирамиде цветов>, подобно математике,
геометрии и пр., не входят в состав учения о <душевной жизни>,
а имеют дело с объективными (в широком смысле) предметными
содержаниями, независимыми ни от каких индивидуальных пере-
живаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101