Развернувшись боком, из аквариума на меня правым глазом пялилась золотая рыбка. Я пялился на нее.
Госпожа Рыбка, вы когда-нибудь слыхали, чтоб у человека двенадцать часов были судороги?
Ваши сухопутные обычаи – для меня бездонная загадка.
Мало с вас толку, госпожа Рыбка.
А ты чего ждал? Это сложный мир. Знаешь, даже у золотой рыбки жизнь не сахар.
Только мы с золотой рыбкой начали друг друга понимать, как накатили тучи и я отключился.
Когда я очнулся, золотая рыбка по-прежнему таращилась на меня, на этот раз левым глазом. Часы показывали 3:18 дня, и верещал телефон. Мне потребовались все мои силы, чтобы выползти из постели и поднять трубку, а силы у меня уже не те. Знаменитый сэнсэй каратэ, инвалид, однажды поведал мне, что боль – это слабость, покидающая тело. Если это и вправду так у меня, должно быть, куча слабости в запасе. Чувствовал я себя так, словно меня разобрали на клеточном уровне, а потом снова собрали, только перепутали местами несколько миллионов молекул.
– Билли?
– Уххх, – застонал я в трубку. – Афуро?
– Что еще за Афуро?
Это был голос, возможно, последнего человека в целом мире, с кем мне сейчас хотелось побеседовать. Не надо было трубку снимать, хотя это все равно бы не помогло. Сара так легко не сдается. За это я и обожал, и презирал ее.
– Что еще за Афуро? – повторила Сара.
– Это длинная история, – ответил я.
– Кстати, об историях, – сказала она. – Где моя история про Гомбэя?
Я ответил ей, что это тоже длинная история.
Сара напомнила мне, что «Павшие звезды» – это не «Улисс». Добавила, что это не «Война и мир» и не «Моби Дик». «Павшие звезды» – это заметка на страницу. Триста пятьдесят слов и фотография. Интервью, заголовок, цитата и врезка. Я не биографию пишу. Я не Босуэлл, а Гомбэй Фукугава – не Сэмюел Джонсон: наши читатели не ждут Шекспира или Марселя Пруста.
– Так что, – заключила Сара, – и слышать не хочу, что это длинная история.
– Ладно, – ответил я. – А кто такой Марсель Пруст?
Фыркнув, Сара кому-то передала трубку.
Это оказался Чак, многострадальный бухгалтер «Молодежи Азии». Дрожащим голосом он сообщил, что глядит на колонку цифр и что, возможно, мне стоит узнать об этих цифрах. Расходы на билет до Токио, на гостиницу, на мои «суточные». Помимо этого, еще многолетние расходы на все мои злополучные авантюры. Чак объяснил, что в общем и целом эти цифры говорят о многом – прямо-таки эпопея выходит. И это эпопея о хронической финансовой безответственности, о ненужных, зверских расходах и… Сара вырвала у него трубку.
– Два дня, – сказала она.
Чак пытается сказать, что я нужен Саре в Кливленде через два дня. Чтоб на столе у нес была история «павшей звезды» Гомбэя Фукугавы, напечатанная через два интервала, с проверенной орфографией. Сара сказала, что отправит по факсу в отель «Лазурный» данные о моем рейсе и что если я пропущу самолет, то могу не суетиться и в Кливленд не возвращаться, потому что работы там уже не будет. Мой любимый стол загонят на «еВау», а кабинет превратят в кладовку для ящиков, набитых всяким бумажным хламом.
– Это из-за нас? – спросил я. – Потому что я-то решил, что это уже в прошлом. Что было, то прошло, и я все еще думаю…
Щелк.
Вот так и заканчиваются все наши разговоры. Если бы на землю прилетели марсиане и взялись изучать нас с Сарой, они бы никогда не поняли, как же люди прощаются. У марсиан были бы ошибочные представления обо всем на свете. Я прикинул, как сижу за столом у марсиан и пытаюсь им втолковать, что здесь, на Земле, у большинства людей все совсем не так. Они, наверное, засмеялись бы и сказали, что все земляне говорят то же самое.
Положив трубку на место, я заметил, что на телефоне мигает лампочка. Значит, кто-то оставил сообщение. Я снова взял трубку и набрал пароль.
– Эй, дядюшка, это сам знаешь кто, – сказала Афуро. Слова звучали неразборчиво, потому что она что-то жевала. Может, пока оставляла это сообщение, успела слопать целый обед. – Я тут подумала, может, встретимся вечерком. Скажем, у статуи Хатико в Сибуя. Знаешь, где это, да? Забьем стрелку на одиннадцать вечера. И ты, случаем, утром не подобрал мою записную книжку в кафе? Я им звякнула, они ни фига не нашли. В общем, увидимся вечером, в одиннадцать, у статуи Хатико. Если надо со мной связаться, то по номеру…
В трубке пискнуло, и сообщение кончилось. То есть с Афуро мне не связаться. Автоответчик показывал, что звонок был в девять вечера – как раз когда я отправился за пивом. Закон подлости. Опустив трубку, я плюхнулся на кровать. Мало-помалу мир возвращался в норму, собирался в единое целое. Сложно дотумкать, чем же заняться после того, как ты долго пробыл в отрубе, но я решил, что душ – неплохое начало. Начало и вправду оказалось хорошее. Огненно-горячая вода была настолько в кайф, что почти смыла все мысли о Миюки, Накодо, Афуро и о странных людях в белом.
Пока я чистил зубы, снова затрезвонил телефон, но когда я снял трубку, там была тишина. Ну вот, нормальный мир снова трещит по швам.
18
РАСТИТЬ УДАЧУ
Когда я наконец спустился в вестибюль гостиницы, было почти семь вечера. В огромном аквариуме серебристые каракатицы исполняли свой бесконечный балет группового мышления, а Морж, как обычно, возвышался за конторкой по стойке смирно – подбородок кверху, грудь колесом, на дурацкой накрахмаленной униформе сияют золотом отполированные пуговицы. Вот только моржовые усы выдают – что-то не так. Обычно, когда он улыбается, усы гордо торчат над губой, а сейчас кончики поникли, будто их забыли под дождем.
– Добрый вечер, господин Чака, – поздоровался Морж, когда я подошел к стойке оставить ключ перед уходом, как принято в японских гостиницах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86