Внешне она соглашалась, признавала, что все это – лишь у нее в голове. Но я сейчас вспоминаю и уверена, что она говорила так, чтобы нас успокоить. Я все размышляла об этой ее галлюцинации – о человеке в белом. По-моему, мысль о том, что он – всего лишь плод воображения, была страшнее, чем мысль о том, что он настоящий. В смысле, для нее. Если он – ее собственное измышление, как тогда ей вообще от него избавиться? К тому времени она достаточно помоталась по врачам и понимала, что они ей не помогут. Думаю, чем больше мы пытались ее убедить, что этот человек – не настоящий, тем больше она склонялась к обратному. Где-то глубоко внутри ей надо было верить, что он существует отдельно, вне ее. Но за несколько недель до смерти она вдруг перестала говорить о фигуре в белом. Вообще казалось, что она совершенно поправилась. У Амэ больше не было припадков, она стала набирать вес. Стала прежней – только чуть потускневшей.
Кларнетист на другом конце парка бросил играть. Госпожа Китадзава молчала, пока музыкант паковал инструмент и выбирался из заросшего деревьями пятачка на слабо освещенную улицу. Теперь мы остались одни, если не считать бомжа с радиоприемником. Внизу к станции подъехал очередной поезд, и госпожа Китадзава продолжила свою историю.
– Это была идея Накодо – прогулка на катере, – сказала она. – Экскурсия, чтобы вытащить Амэ из дому на свежий воздух. Мне говорили, что она вроде была готова к этому и даже радовалась. Просто короткая поездка мимо Шести Мостов Возрождения, меньше часа – по реке Сумида, от Асакуса вниз но течению до садов Хамари-кю, где император охотится на уток. На корабле было человек шестьдесят, в основном туристы из других городов. Все говорят, что до происшествия Амэ вела себя абсолютно нормально, так что, пожалуй, не могу винить Накодо за то, что он не уследил. И в общем, не виню. Он очень ее любил – в этом-то я уверена. И должно быть, правда верил, что она вылечилась, что ей стало лучше. В какой-то момент она ушла на корму – сфотографировать мост Киёсу, когда катер под ним проплывал. Всего на секунду Накодо отвернулся. А когда глянул обратно…
Голос госпожи Китадзава дрогнул и затих. Я дал ей время прийти в себя. Луна уже взобралась выше и теперь была меньше, невзрачнее и какой-то менее настоящей. В дальнем конце парка вспыхивали светлячки, взлетали и падали, но из укромного уголка не выбирались.
– Никто не видел, как это случилось, – сказала госпожа Китадзава. – Гид в микрофон описывал какую-то достопримечательность, и все смотрели туда. Может, Амэ и не прыгала за борт, может, это и вправду был несчастный случай. Много лет я хотела в это верить.
– А сейчас?
Она задумалась:
– Сейчас мне кажется, что разницы нет.
На урну вновь уселась здоровенная ворона, запрыгала по краю, наклонив голову с глазами-бусинками. В этот раз госпожа Китадзава не обратила на нее внимания, по-прежнему глядя куда-то вниз. Я было попробовал вспугнуть ворону, но та лишь спрыгнула с урны и плюхнулась рядом с моими ногами, каркнула и запрыгала по земле, взбивая пыль.
– На Накодо или его отца я зла не держу, – сказала госпожа Китадзава. – Ничего они сделать не могли. Хотя мы с мужем после похорон с ними больше не виделись.
Просто было слишком трудно. Мне жаль, что господин Накодо умер. И мне жаль эту девушку, кто бы она ни была. Но больше это нас не касается.
– Понимаю, – сказал я. – Но после смерти Накодо осталась куча вопросов. Похоже, его могли убить.
– Эти вопросы к другим, – возразила она. – Я в своей жизни с вопросами покончила. Мы с мужем нашли друг в друге силу, чтобы жить дальше, чтобы вынести невыносимое. А теперь я состарилась, и муж тоже, и нас этот мир ничему больше не научит. Мы хотим провести остаток жизни в мире и покое. Пожалуйста, уважайте наше желание. Не приходите к нам больше.
– Конечно, – сказал я. – Но должен вас предупредить. Как только пресса разнюхает про убийство Накодо, а это может случится в любую минуту, они начнут искать зацепки. Может, вы с мужем захотите уехать из города, пока все не рассосется.
Медленно поднявшись со скамейки, госпожа Китадзава глянула на меня с изумлением на грани жалости:
– Не думаю, что пресса будет нас донимать. Наверное, вы недооцениваете влияние семьи Накодо. Спокойной ночи.
Пока она уходила из парка, у ног моих приземлилась вторая ворона, а третья уселась на урну. Я было попробовал трюк с камнем понарошку, но не вышло. Птички явно больше не потерпят моего присутствия. Дождавшись, пока госпожа Китадзава скроется из виду, я встал и пошел из парка. Спускаясь с холма к станции Ниппори, я прошел мимо кладбища Янака – на ветру деревянные поминальные таблички гремели, словно кости. Забавно – потому что ветра-то не было.
28
ДАЕШЬ МУТНУЮ ЛОГИКУ
У станции Сибуя детишки вертели в руках собственные лохмы и мобильники, а на другой стороне перекрестка в ночное небо стреляла высоковольтной рекламой панорама гигантских видеоэкранов. Реклама была нечеловеческих размеров, такая огромная и яркая, что ее, наверное, из дальних галактик видно. Может, эта реклама вовсе не раскручивала поп-идолов, игры «Сони Плейстейшн-II», лимонад «Пот Покари», «Фудзифильм» и сигареты «Кул», а была на самом деле засекреченным сигналом «СОС», который отправили в самые дальние закоулки космоса. Грустная, отчаянная мольба к невидимой расе инопланетян, чтобы те пришли и спасли нас, или поработили нас, или сделали хоть что-нибудь до того, как мы одуреем от развлечений.
Я примостился рядом со статуей пса по имени Хатико. Говорят, каждый день Хатико провожал своего хозяина до станции, а потом терпеливо дожидался, пока тот вернется с работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86