Двигатели работали на летаргине.
Корабль, сконструированный Камарели, почти полностью разрешал сложную проблему воздушных сообщений. «Геда» могла взлететь по вертикали и приземлиться на любой скорости, могла надолго застыть в воздухе на любой высоте.
Около самолета Камарели встретил молодой инженер-пилот Бакур Шеварднадзе, который руководил сборочными работами.
– Ну, сокол! Когда собираешься лететь? – с улыбкой приветствовал его Камарели.
– «Геда» пока еще птенец, вот через месяц у нее вырастут крылья, тогда и полетим, – в тон ему ответил Шеварднадзе и с любовью посмотрел на белый корпус самолета.
Смуглое, обветренное лицо Бакура с прямым носом и чуть покатым лбом, голубые глаза его, как два осколка безоблачного южного неба. дышали волей, энергией и мужеством. Казалось. Бакур был рожден только для того, чтобы в стремительном полете рассекать небесную голубизну.
Камарели нравился этот парень, и он, как будущий капитан «Геды», выбрал его в помощники среди многих претендентов.
Вдвоем проверяли они ход монтажа внутреннего оборудования воздушного корабля. Сточетырехместный салон был почти совсем готов Кухня и ванная пока еще оборудовались.
– В каком состоянии монтаж рабочей части? – осведомился Камарели.
– Завершим через неделю, – ответил Бакур, входя вслед за Камарели в пилотскую рубку со стенами из хрусталя. Слева и справа поблескивали глубокие ниши, где должны были быть размешены различные приборы.
– Правда, они похожи на огромные глаза? – обратился Бакур к Камарели, указывая на ниши. – Я представляю, как будут они сиять, когда «Геда» подымется в воздух.
Камарели, спохватившись, взглянул на часы: было без десяти десять.
– Нет, Бакур, Земля должна по-прежнему вращаться вокруг своей оси. А вместе с ней, конечно, и наша «Геда», – произнес Камарели.
– Как? – удивился Бакур.
– Да, луч надежды сверкает всё ярче.
– Эх, никак, и вы ожидаете чуда? – едко произнес Бакур.
– Чудо уже свершилось, парень, а через десять минут появится сам ангел. Я спешу к нему.
И Камарели, распрощавшись с Бакуром, счастливый, сияющий заспешил к своему черному автомобилю.
Бакур с недоумением смотрел ему вслед.
Через десять минут Камарели был дома.
Стараясь сдержать нетерпение, он заставил себя посидеть в комнате, просмотрел газеты.
Но с каждой минутой волнение его росло.
Он прилег на диван. Сердце гулко билось.
Вчерашние благие самообещания были сметены новым порывом душевной бури. Нет, он не в силах вырвать сердце из груди, не в силах проститься со своей мечтой…
Камарели поднялся, подошел к маленькому настенному зеркалу, оправил костюм и, глубоко вздохнув, вышел из комнаты.
В лаборатории было светло. Вайсман, сидя за столом, что-то писал.
– Наконец-то! – радостно воскликнул он. – Я уже было потерял надежду вас увидеть: жду целых полчаса. – Закрыв тетрадь, Вайсман положил ее в ящик стола.
Камарели невольно взглянул на часы: половина одиннадцатого. Удивительно! Неужели он пробыл в кабинете тридцать минут!
– Извините, Густав! Я был в Дидубе и вот задержался…
– Как поживает «Геда»? – прервал его Вайсман.
– Через месяц она будет совсем готова.
– Мы опоздали на целых три недели.
– Что вы имеете в виду?
– Я только что получил известие, что намечено открытие линии воздушного сообщения Москва-Тбилиси, а летаргиновые зоны еще не подготовлены.
– Да, с подготовкой зон мы несколько запоздали, – подтвердил Камарели.
– Но сборка «Геды» задерживается еще больше. Впрочем, ничего, мы быстро наверстаем потерянное время. – Вайсман дернул за шнур бархатного занавеса. Показался черный блестящий экран.
– Я вызываю теперь вашу приятельницу. Надеюсь, эта встреча будет более значительной, нежели предыдущие случайные свидания.
Камарели несколько удивил непривычный, покровительственный тон Вайсмана.
«Не случилось ли чего-нибудь до моего прихода? – подумал он, приближаясь к экрану. – Или, может быть, пришло время сбросить маску?..»
– Вы правы, – неожиданно прозвучал знакомый голос Вайсмана. – Маска более не нужна, но я хочу, чтобы при разоблачении присутствовала та далекая женщина. – С этими словами Вайсман открыл ящичек и повернул ручку.
Камарели вздрогнул. Как часто казалось ему, что Вайсман буквально угадывает его мысли, но так явно, бесцеремонно, как на этот раз, иностранец еще никогда не вторгался в его душу. Камарели не мог сдержать себя:
– Вы же читаете мои мысли! – возмущенно воскликнул он.
– Не удивляйтесь, – невозмутимо ответил Вайсман. – Мысль физически подчиняется почти тем же законам, что и электромагнитные излучения.
– Неужели вы всегда знали, о чем я думал? – продолжал Камарели, гневно глядя на собеседника.
– Когда я считал это необходимым.
Камарели вспыхнул:
– Я не знаю, кто вы и с какой целью обхаживаете меня. Но я должен вам сказать, что каждый интеллигентный и культурный человек сочтет недостойным для себя копаться в чужой душе.
Вайсман мягко ответил ему:
– Не обижайтесь. Я никогда не использовал эту свою способность в злых целях.
– Но и добра нельзя ждать от подобной бесцеремонности…
– Если бы я не узнал ваших сокровенных мыслей, – продолжал Вайсман, некому было бы вам помочь 11 сентября прошлого года, когда с вами произошел тот несчастный случай у экрана.
И доверительно добавил:
– А ваша приятельница была бы очень обеспокоена.
Камарели стало не по себе: целый год он, сам того не ведая, был пленником какого-то мага – каждая мысль его, каждое сокровенное движение сердца были известны иностранцу, как в открытой книге, читающему в его душе. Он почувствовал себя так, словно его, обнаженного, выставили перед толпой и всенародно в чем-то уличили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44