ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Всю оглядь, насколько хватало глаз, закрывали перистые облака; они проплывали, отбрасывая тень на леса и озеро. Но порой по небу расстилались тучи, так что оно становилось белым да вялым, а озеро — тусклым, серым, уже не отражавшим берега. Дождь так и не смог пролиться — его уносило ветром, блестящая же листва деревьев, сверкая, трепетала на солнце, будто сама земля дышала жаром.
Дерновые крыши казались выжженными солнцем, а нивы, там, где слой земли был неглубок, местами пожелтели; зато сорнякам было приволье, они быстро перерастали светлые всходы молодой пшеницы. На лугу зацвели цветы, и весь он стал красно-синим от иван-чая, щавеля и северного костенца.
Дел в усадьбе было теперь мало, да никто ничего и не делал, — те немногие работники, что оставались дома, сидели сложа руки в ожидании предстоящих событий.
Улав и Ингунн слонялись от дома к дому. Как бы случайно и каждый сам по себе, спустились они однажды вниз к ручью, протекавшему севернее усадьбы. Он бежал глубоко внизу меж горными склонами; проложив путь через торфяное болото, ручей низвергался на большие, осевшие в песке камни, заполнявшие все его русло, а потом с каким-то странным убаюкивающим бормотанием падал в озерный омут. Улав и Ингунн прокрались под сень шелестевших листвой осин, росших невысоко на пригорке, и укрылись там. Земля тут была сухая, поросшая тонкой нежной травой, но цветы совсем не росли.
— Иди ляг ко мне на колени, я поищу у тебя в голове, — сказала она.
Улав, приподнявшись, положил голову к ней на колени. Ингунн принялась перебирать пряди его светлых, мягких, как шелк, волос, пока юноша не задремал, ровно и глубоко дыша. Тогда Ингунн взяла маленький полотняный платочек, прикрывавший вырез на груди, отерла пот с его лица и стала отгонять платком комаров и мошек… Сверху, с края пригорка, до нее донесся резкий и сердитый голос матушки. Ингебьерг, хозяйка, и Арнвид, сын Финна, шли по тропинке на краю пшеничного поля.
Каждый день Ингебьерг, дочь Йона, поднималась на поросшую вереском горку над усадьбой, садилась и вглядывалась вдаль, а сама без умолку говорила — и все о своей закоренелой, смертной ненависти к Маттиасу, сыну Харалда. И о своих со Стейнфинном давних, жеванных-пережеванных думах о мести. И только Арнвид должен был всякий раз сопровождать ее, выслушивать и давать одни и те же ответы на речи хозяйки.
Улав спал, положив голову на колени Ингунн; она сидела, опершись о ствол осины, и смотрела ввысь, бездумно счастливая, когда Арнвид спустился к ним, с трудом пробираясь по высокой луговой траве:
— Увидал я, что вы тут сидите…
— Славно тут, прохладно, — ответила Ингунн.
— Пора бы сено косить, — сказал Арнвид; он взглянул на верхний край обрыва — легкий ветерок колыхал травы на горном лугу.
Улав проснулся; перевернувшись на другой бок, он снова лег, уже другой щекой, на колени Ингунн.
— Да, мы и начнем после праздника, я говорил утром с Гримом.
— Не много от тебя пользы Стейнфинну в здешней усадьбе, а, Улав? — насмешливо спросил Арнвид.
— Гм… — Улав помедлил с ответом. — Да тут все в таком запустении, и в моей подмоге не много проку. И все же… но ныне, должно быть, все пойдет иначе; у Стейнфинна явится охота приглядывать за своим хозяйством. А я, верно, последнее лето живу здесь.
— Ты что, собираешься уехать из Фреттастейна? — спросил Арнвид.
— Надобно же присмотреть за своими собственными усадьбами, — не по годам рассудительно ответил Улав. — Стало быть, когда Стейнфинн разделается с Маттиасом, мне лучше переехать домой, в Хествикен… Да и Стейнфинн, верно, спит и видит сбыть с рук меня и Ингунн…
— Навряд ли Стейнфинн сразу обретет покой и станет заниматься подобными делами, — глухо сказал Арнвид.
Улав пожал плечами — вид у него был весьма надменный.
— Ему же лучше будет, коли я сам получу право распоряжаться своим добром. Он знает: в деле с Маттиасом я не собираюсь стоять в стороне, а желаю пособить своему приемному отцу.
— Вы оба слишком молоды, чтобы управлять большой усадьбой.
— Ты был ничуть не старше, Арнвид, когда женился.
— Верно. Но нам помогали мои родители — ведь я был меньшой в семье. К тому же опасались, как бы после смерти братьев не угас наш род.
— Да, и я последний муж в нашем роду.
— Так-то оно так, — ответил Арнвид, — да только Ингунн еще не вошла в пору.
Улав надумал все это, вернувшись из Хамара. После того сладостного и головокружительного первого дня, когда чувства юноши к подруге детских игр привели его в такое смятение, он тотчас обрел покой, лишь только они очутились дома, во Фреттастейне. Никто даже не заметил их отсутствия. И это как-то странно отрезвляюще подействовало на все его мятежные чувства. К тому же миг, когда он ощутил себя взрослым, совпал со временем, когда все и вся предвещало перемены и великие события — и как бы само собой разумелось, что и ему подобает стать иным. Он перестал играть с мальчишками, но никто этому не дивился — ожидание, царившее ныне во Фреттастейне, словно бы перекинулось на все соседние селения, разбросанные по этой горной гряде.
И само собой разумеющимся представилось Улаву то, что ему и впрямь пора подумать о женитьбе. Пребывая вместе с Ингунн в эти долгие, напоенные солнцем летние дни, он испытывал своего рода чувство здорового умиротворения; а отрешившись от детского простодушия, гораздо лучше понимал теперь, какое будущее ему предназначено.
На смену беспокойству и боязливому смущению пришло радостное и исполненное любопытства ожидание. Что-то должно было произойти. Стейнфинн, верно, не упустит случая отомстить и нанести удар. А что повлечет за собой месть Стейнфинна, Улав почти не думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Дерновые крыши казались выжженными солнцем, а нивы, там, где слой земли был неглубок, местами пожелтели; зато сорнякам было приволье, они быстро перерастали светлые всходы молодой пшеницы. На лугу зацвели цветы, и весь он стал красно-синим от иван-чая, щавеля и северного костенца.
Дел в усадьбе было теперь мало, да никто ничего и не делал, — те немногие работники, что оставались дома, сидели сложа руки в ожидании предстоящих событий.
Улав и Ингунн слонялись от дома к дому. Как бы случайно и каждый сам по себе, спустились они однажды вниз к ручью, протекавшему севернее усадьбы. Он бежал глубоко внизу меж горными склонами; проложив путь через торфяное болото, ручей низвергался на большие, осевшие в песке камни, заполнявшие все его русло, а потом с каким-то странным убаюкивающим бормотанием падал в озерный омут. Улав и Ингунн прокрались под сень шелестевших листвой осин, росших невысоко на пригорке, и укрылись там. Земля тут была сухая, поросшая тонкой нежной травой, но цветы совсем не росли.
— Иди ляг ко мне на колени, я поищу у тебя в голове, — сказала она.
Улав, приподнявшись, положил голову к ней на колени. Ингунн принялась перебирать пряди его светлых, мягких, как шелк, волос, пока юноша не задремал, ровно и глубоко дыша. Тогда Ингунн взяла маленький полотняный платочек, прикрывавший вырез на груди, отерла пот с его лица и стала отгонять платком комаров и мошек… Сверху, с края пригорка, до нее донесся резкий и сердитый голос матушки. Ингебьерг, хозяйка, и Арнвид, сын Финна, шли по тропинке на краю пшеничного поля.
Каждый день Ингебьерг, дочь Йона, поднималась на поросшую вереском горку над усадьбой, садилась и вглядывалась вдаль, а сама без умолку говорила — и все о своей закоренелой, смертной ненависти к Маттиасу, сыну Харалда. И о своих со Стейнфинном давних, жеванных-пережеванных думах о мести. И только Арнвид должен был всякий раз сопровождать ее, выслушивать и давать одни и те же ответы на речи хозяйки.
Улав спал, положив голову на колени Ингунн; она сидела, опершись о ствол осины, и смотрела ввысь, бездумно счастливая, когда Арнвид спустился к ним, с трудом пробираясь по высокой луговой траве:
— Увидал я, что вы тут сидите…
— Славно тут, прохладно, — ответила Ингунн.
— Пора бы сено косить, — сказал Арнвид; он взглянул на верхний край обрыва — легкий ветерок колыхал травы на горном лугу.
Улав проснулся; перевернувшись на другой бок, он снова лег, уже другой щекой, на колени Ингунн.
— Да, мы и начнем после праздника, я говорил утром с Гримом.
— Не много от тебя пользы Стейнфинну в здешней усадьбе, а, Улав? — насмешливо спросил Арнвид.
— Гм… — Улав помедлил с ответом. — Да тут все в таком запустении, и в моей подмоге не много проку. И все же… но ныне, должно быть, все пойдет иначе; у Стейнфинна явится охота приглядывать за своим хозяйством. А я, верно, последнее лето живу здесь.
— Ты что, собираешься уехать из Фреттастейна? — спросил Арнвид.
— Надобно же присмотреть за своими собственными усадьбами, — не по годам рассудительно ответил Улав. — Стало быть, когда Стейнфинн разделается с Маттиасом, мне лучше переехать домой, в Хествикен… Да и Стейнфинн, верно, спит и видит сбыть с рук меня и Ингунн…
— Навряд ли Стейнфинн сразу обретет покой и станет заниматься подобными делами, — глухо сказал Арнвид.
Улав пожал плечами — вид у него был весьма надменный.
— Ему же лучше будет, коли я сам получу право распоряжаться своим добром. Он знает: в деле с Маттиасом я не собираюсь стоять в стороне, а желаю пособить своему приемному отцу.
— Вы оба слишком молоды, чтобы управлять большой усадьбой.
— Ты был ничуть не старше, Арнвид, когда женился.
— Верно. Но нам помогали мои родители — ведь я был меньшой в семье. К тому же опасались, как бы после смерти братьев не угас наш род.
— Да, и я последний муж в нашем роду.
— Так-то оно так, — ответил Арнвид, — да только Ингунн еще не вошла в пору.
Улав надумал все это, вернувшись из Хамара. После того сладостного и головокружительного первого дня, когда чувства юноши к подруге детских игр привели его в такое смятение, он тотчас обрел покой, лишь только они очутились дома, во Фреттастейне. Никто даже не заметил их отсутствия. И это как-то странно отрезвляюще подействовало на все его мятежные чувства. К тому же миг, когда он ощутил себя взрослым, совпал со временем, когда все и вся предвещало перемены и великие события — и как бы само собой разумелось, что и ему подобает стать иным. Он перестал играть с мальчишками, но никто этому не дивился — ожидание, царившее ныне во Фреттастейне, словно бы перекинулось на все соседние селения, разбросанные по этой горной гряде.
И само собой разумеющимся представилось Улаву то, что ему и впрямь пора подумать о женитьбе. Пребывая вместе с Ингунн в эти долгие, напоенные солнцем летние дни, он испытывал своего рода чувство здорового умиротворения; а отрешившись от детского простодушия, гораздо лучше понимал теперь, какое будущее ему предназначено.
На смену беспокойству и боязливому смущению пришло радостное и исполненное любопытства ожидание. Что-то должно было произойти. Стейнфинн, верно, не упустит случая отомстить и нанести удар. А что повлечет за собой месть Стейнфинна, Улав почти не думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201