Я едва сдерживал ярость.
– Если двигатель не заработает, вы проведете десятки лет на корабле, в ограниченном пространстве. Мне, слава Богу, это не грозит. Я свое взяла от жизни и смогу спокойно умереть. Но что делать остальным? Командир, они ни за что не согласятся до конца своих дней терпеть рабство, именуемое армейской дисциплиной.
– Вас это не…
– Мистер Сифорт, – снова перебила она меня, – я решила поговорить с вами, пока вы еще командир. Потому что вам уже недолго оставаться в своей должности.
– Наплевать, – выпалил я и тут же спохватился: зачем откровенничать с какой-то старухой.
– Вас могут убить.
– Наплевать, – повторил я.
– А зря, молодой человек! – Она строго постучала тростью по столу, словно призывая нерадивого ученика исправиться и слушать внимательно. – Жизнь и без того слишком коротка, а вы перед этими людьми в долгу. И просто обязаны исправить допущенную ошибку, изменить свое отношение к подчиненным. Кто, кроме вас, способен командовать кораблем? Главный инженер? Но стоит дать ему свободу – и он напьется в стельку. Гардемарин? Так ведь он еще мальчишка и ведет себя соответствующим образом. Комитет пассажиров? Но они некомпетентны!
– Я командую как умею, – словно оправдываясь, ответил я мрачно.
– Зачем вы так часто объявляете тревоги, будоражите экипаж? Они как угорелые носятся по всему кораблю.
– Это учения. Боевая подготовка.
– Подготовка к чему? Хотите превратить экипаж в роботов, заставить подчиняться любому дурацкому приказу? Не этого следует требовать от людей. Пусть учатся жить дружно. Вместе трудиться, чтобы выстоять.
– Это военный корабль, – возразил я.
– Был.
От этого короткого слова я вздрогнул, будто от выстрела.
– Нас никто не отправлял в отставку. «Дерзкий» по-прежнему в строю, – не сдавался я. – У нас есть надежда добраться до дома.
– Если лететь с такой скоростью, вряд ли кто-нибудь доживет до возвращения. Неужели не понимаете? Людям надо создать человеческие условия, не сталкивать их лбами друг с другом, не держать в постоянном страхе, не подвергать стрессам. Короче, не делать того, что постоянно делаете вы.
– Миссис Ривс, мой долг не в том, чтобы создавать те или иные условия. Я обязан поддерживать на корабле воинскую дисциплину и армейский порядок.
– Вы уверены, что выполняете долг, о котором говорите?
– Уверен, – ответил я, не понимая, к чему она клонит. – По крайней мере стараюсь.
– Тогда почему вы и ваш помощник, этот мальчик, стали носить при себе оружие?
– Дело в том, что обстановка несколько обострилась. Видите ли, я боюсь…
– Ага!
Чертова старуха! Опять меня перебила. Едва сдерживая гнев, я забарабанил пальцами по столу.
– Мне понятна ваша тревога, мадам, но вы не вправе вмешиваться в мои дела.
– Господь с вами, молодой человек. Я не вмешиваюсь, только помогаю вам разглядеть зреющие плоды трудов ваших.
– И что же это за плоды?
– Вас свергнут. Возможно, просто убьют. А потом создадут мало-мальски приемлемые для жизни условия. – В наступившей тишине было слышно даже наше дыхание. – Знаете, людьми можно руководить, пока они этого хотят, – заговорила она наконец.
Мне стало вдруг любопытно.
– Вы по образованию историк?
– Психолог, – лукаво усмехнулась она. – Я умею убеждать людей, но с вами почему-то не получается.
– По крайней мере, вы дали мне пищу для размышлений, – улыбнулся я. Обстановка несколько разрядилась. – Возможно, вы правы. Члены экипажа не желают до конца дней своих подчиняться армейской дисциплине. Но я связан присягой. И обязан действовать по уставу, то есть поддерживать воинскую дисциплину. В этом я поклялся Правительству.
– Присяга и уставы – дело, безусловно, святое. Но нельзя следовать только букве закона в ущерб здравому смыслу. Главное – дух закона, а он обязывает вас поддерживать на корабле такой порядок, при котором могли бы выжить и пассажиры, и экипаж. Но что толковать о порядке, если вас свергнут или убьют? Об этом вы думали?
– Присяга для меня превыше всего. Остальное второстепенно.
– Молодой человек, вы уперлись и дальше своего носа не видите. Оглянитесь вокруг, взгляните на вещи шире, иначе зайдете в тупик.
– Да, я уперся. И не желаю ничего видеть.
– А что будет с людьми? – Она наклонилась ко мне, опершись на трость. – Присяга присягой, но сейчас речь идет о жизни людей на борту корабля. Некоторые совсем молоды и могут дожить до того счастливого дня, когда нас найдет спасательный корабль или же мы долетим до Земли. Не губите их.
Я закрыл глаза и задумался. Возразить было нечего.
– Что же я должен, по-вашему, сделать?
– Не надо жестокой муштры, насилия, телесных наказаний. Не мучайте матросов, относитесь к ним почти так же, как к пассажирам.
– И к чему это приведет?
– Вы сами знаете. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Многим из нас придется провести на корабле всю оставшуюся жизнь. Мы ничего не хотим, только покоя и мира.
Я задумчиво смотрел в пол. Мне показалось, будто Аманда сзади тронула меня за плечо и тут же растворилась.
– Мир? Я не знаю, что это такое. Я видел мир, но не жил в нем. Я не штатский человек и не умею строить мирную жизнь.
– Мир хрупок, – согласилась миссис Ривс. Наступило молчание.
Миссис Ривс права. Ежедневная муштра и железная дисциплина делают жизнь невыносимой. Не надо бесконечных учений, проверок. Необходимо относиться к людям по-дружески. Может быть, даже избрать корабельное правительство.
– Спасибо, что зашли, поговорили со мной, – сказал я, выйдя из глубокой задумчивости и подняв на нее глаза. – Я попробую…
В этот момент завыла сирена. Из настенного динамика донесся испуганный голос Филипа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135