– Вольно тебе! – крикнул Вяльцев.
– Эх, друг ты мой Севастьян. Я тут не по своей воле, а по этапу прислан. За мной полиция рыскает, а я тебя уговариваю, чтобы детишкам твоим легче стало жить. Дело-то у нас общее, рабочее. Разве можем мы оставить в беде своих же товарищей?
– Верно говорит! – крикнул Александр Пастухов. – Предлагаю ночной смене на работу не выходить. Сейчас же, не медля, всем, кто может, спуститься в шахты и поднять вторую смену.
– Вот именно! – подхватил Черепахин, его поддержал студент Шустиков.
Спустившиеся в шахты рабочие утренней и ночной смен вывели всю вторую смену. Феодосиевцы примкнули к забастовке дружно и организованно.
Георгия Васильевича рабочие проводили за реку Бодайбо и поместили на ночь в надежное место. Василий Михайлович Кондрашов в сопровождении нескольких рабочих и студента Шустикова уехал в Надеждинск. Надо было встретиться с Михаилом Лебедевым и срочно выяснить точные планы и намерения меньшевистской группы. Буланов ушел к своему другу Александру Пастухову, с которым они вместе когда-то работали в «К° промышленности» и не раз бродили с ружьями по таежным тропам. На другой же день Архип собирался выехать в Дальнюю Тайгу. Однако уехать в этот день не удалось.
На другой день утром все работы на Феодосиевском прииске окончательно прекратились. Рабочие большой массой с утра дружно собрались около Муйских бараков. Чтобы увидеться перед отъездом, еще раз пришел и Архип. Всегда аккуратный, Георгий Васильевич запаздывал. Среди бастующих уже полз слушок, что Черепахина схватили полицейские и заперли в урядницкой. На самом же деле случилось следующее.
Поздно ночью урядник Тихонов вернулся с обхода в свою резиденцию и сообщил становому приставу о готовящейся на Феодосиевском прииске забастовке. Под утро полицейские заняли мост через реку, а также контролировали все тропы через протоки. Прорываться через этот кордон было опасно. Лишившись руководителя, рабочие начали волноваться.
– Выручать надо товарища, – после долгого, томительного ожидания предложил Архип.
– Выходит, двинем нахрапом? – спросил рабочий Корнеев.
– А коли они нас тово-этово? – опять выкрикнул Севастьян Вяльцев.
– Уж коли взялся за гуж! – Буланов погрозил Вяльцеву рукавицей.
– Пошли! Чего мерзнуть! – раздались многие голоса.
Рабочие всей огромной массой впервые в жизни двинулись к урядницкой. Гулко притаптывая и без того крепкий мартовский снег, шли во всю ширь притихших улочек…
Много разномастных пимов и высоких самодельных бот-скороходов, которые глухо шлепают: грук, грук, грук… Зрелище было грозным и внушительным. Полицейские так перетрусили, что побросали все свои сторожевые посты и попрятались.
Георгий Васильевич спокойно перешел мост, соединился с бастующими и вернулся к баракам. Митинг начался прямо на открытом воздухе. Из каморок высыпали пестро одетые женщины, а мальчишки вскарабкались на заснеженные крыши. Шумно стало в поселке.
– Товарищи! О том, как вы живете, ломаете спину на купцов, спекулянтов и банкиров, как скудно кормитесь, задыхаетесь и мерзнете в холодных бараках, вы знаете лучше, чем я. Мы долго молчали, упорно, честно, ради куска скверно испеченного хлеба с примесью добывали золотой песок для петербургских и лондонских хозяев. За наш каторжный труд нам же плюют в лицо, унижая наше рабочее достоинство. Мы собрались для того, чтобы с этого часу коренным образом добиться изменения нашего быта и условий труда. Именно ради этого мы покинули шахты и не вернемся туда до тех пор, покамест не будут выполнены все наши справедливые требования. Теперь нам необходимо избрать делегатов, – предложил Георгий Васильевич.
– Тебя хотим! Валяй, командывай! Чего там!
– Нам нужно избрать не одного делегата, а несколько. – Георгий Васильевич снова терпеливо объяснил, для чего нужно выбирать делегатов.
Шум постепенно улегся. «Телегат… Слово-то мудреное какое, раскуси его сразу-то! – думал про себя Севастьян Вяльцев. – А можа, оттого так называется, что телегат этот часто на телеге раскатывает?»
Над головами участников митинга вился студеный пар. Люди дышали на морозе всей грудью и выжидательно притихли. Для многих это была первая в жизни забастовка, и они вовсе не знали, как нужно избирать каких-то делегатов. Георгий Васильевич понял это.
– Вот товарищ Корнеев. Вы его знаете? – спросил Черепахин.
– Знаем! – дружно ответили многие.
– Кто же не знает Петряя-то?
– Знаете?
– Ишо как!
– Как вы считаете: может он за ваши интересы бороться до конца?
– Петр-то? Отчего же нет! Мы ему верим! – последовал ответ.
– Раз верите, его и выбирайте делегатом.
– Може и его, и тебя тоже попросим!
– Тогда, кто за Петра Корнеева, поднимайте руки!
Над колышущимися шапками самой разнообразной и удивительной масти, начиная от треухов и кончая черными, длинношерстными забайкальскими папахами, вырос лес рукавиц и варежек. Но когда стали голосовать против, все рукавицы и варежки опять послушно взлетели вверх…
– Ну и тайга зеленая! – Буланов покачал головой. – Раз поднял руку за, зачем же маячишь против? – спрашивал он все того же Севастьяна Вяльцева.
– Не я один. Все маячат, а я чем хуже? – оправдывался Севастьян.
Рабочие смеялись весело, задорно. Нравилось выбирать и чувствовать себя хозяевами. Здесь, на далеком Витиме, защищая свои права, рабочие впервые учились голосовать. От рабочих Феодосиевского прииска было избрано 17 делегатов. Тут же был создан приисковый стачечный комитет во главе с Георгием Васильевичем Черепахиным. Затем были избраны барачные старосты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108