Тот нагнулся и поднял бревно, упавшее с плеч страдальца.
«Что происходит?»
«Смотри и не вмешивайся».
Обок тропы стояла кучка рыдающих женщин. Избитый человек медленно поднялся на ноги и вслед за волочащим бревно мужчиной двинулся к вершине холма - в сторону Хали. Та взирала на эту жуткую сцену, силясь понять, что здесь происходит. Нечто чудовищное - очевидно. Но насколько это важно? Почему Корабль решил, что она должна все это увидеть?
Избитый ускорил шаг и приблизился к плакальщицам почти вплотную. Хали поняла, что он едва стоит. Одна из женщин проскользнула через оцепление и серой тряпицей утерла кровь с лица раненого. Тот мучительно раскашлялся, держась за левый бок и морщась.
В Хали проснулся медик. Этот человек тяжело ранен - по меньшей мере перелом нескольких ребер, возможно, пневмоторакс. В уголке его губ показалась кровь. Ей захотелось подбежать к нему, облегчить его страдания…
«Не вмешивайся!»
Присутствие Корабля осязаемой стеной встало между нею и раненым.
«Спокойно, Экель».
Корабль вошел в ее мысли.
Хали стиснула кулаки, хватая воздух ртом. До нее долетел запах толпы. Ничего омерзительнее она не ощущала в жизни. Воздух пропитывала грязь и гниль. Как могут эти люди переносить такую вонь?
И в этот миг раненый заговорил. Плакальщицы, к которым он обратился, мгновенно смолкли.
- Не по мне плачьте, но по детям вашим, - отчетливо услышала Хали.
Сколько же участия было в этом негромком голосе!
Один из солдат ткнул раненого в спину тупым концом копья, понуждая его возобновить нелегкий путь к вершине. Они приближались. Смуглокожий по-прежнему волок бревно.
Что здесь творится?
Раненый вновь обернулся к заведшим свое плакальщицам. Голос его был силен - куда сильнее, чем ожидала Хали.
- Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?
Отвернувшись от них, путник устремил взгляд на Хали. Он все еще держался за бок, и на губах его выступила розовая пена - верный признак пневмоторакса.
«Корабль! Что они делают с ним?»
«Наблюдай».
- Ты пришла издалека, - произнес раненый, - чтобы засвидетельствовать сие.
«Он говорит с тобой, Экель. - Голос Корабля не позволил ей впасть в оцепенение. - Можешь ответить».
Поднятая толпой пыль забивала горло. Хали подавилась словами, прежде чем выдавить:
- От… откуда ты знаешь, что я издалека?
Голос ее был голосом дряхлой старухи.
- От меня ты ничего не скроешь, - ответил раненый.
Один из солдат с хохотом ткнул копьем в ее сторону - так, в шутку.
- Иди-ка ты подобру-поздорову, старая. Может, ты издалека пришла, а я тебя еще дальше пошлю.
Товарищи его покатились со смеху.
«Никто не тронет старуху», - вспомнила Хали уверения Корабля.
- Пусть знают, - крикнул ей раненый, - свершилось!
А потом ее захлестнули гневные крики толпы и окутали клубы вонючей пыли. Хали едва не задохнулась, покуда люди проходили мимо, горло у нее перехватило. Когда кашель отпустил, она повернулась и невольно вскрикнула. На вершине холма, там, куда стремилась толпа, на двух столбах с поперечиной, вроде того, что тащили за раненым, висели люди.
Толпа расступилась на миг, и Хали снова увидала избитого путника.
- Если кто и поймет волю Божию, - крикнул он ей в тот краткий миг, - так это ты!
Толпа вновь скрыла его.
«Волю Божию?»
Чья-то рука коснулась ее плеча, и Хали испуганно шарахнулась. Рядом с ней стоял парень в буром балахоне. Изо рта у него воняло дерьмом.
- Он сказал, что ты явилась издалека, матушка, - проныл он елейным голоском. - Ты знаешь его?
Хали хватило одного взгляда в глаза вонючему, чтобы испугаться за судьбу хрупкого старческого тела, вмещавшего ее рассудок. Это был опасный человек… очень опасный. У него были глаза Оукса. Он обладал силой творить зло.
- Ответь-ка мне, - пропел он, и голос его сочился ядом.
Вы зовете Аваату светлячком в ночном море. Аваата сомневается в ваших словах, ибо Аваата видит пейзажи ваших мыслей. С трудом проходит Аваата тропами ваших раздумий - они сплетаются, меняя направление с каждым шагом. Но Аваата и раньше шла подобными путями, исследуя просторы чужой мысли. Ваши призраки ведут Аваату. Мы связаны в едином пути.
Что за призрак зовете вы естественной вселенной? Вы отобрали его у своего Бога? А… нет, вы отъяли часть себя, чтобы создать невозможное. Чтобы творить, необязательно разрушать себя. Ваша сила - в расплывчатости пейзажа вашего рассудка, в несложенности путей вашей мысли. В вас самом таится нечто, направляющее каждую мысль. Почему же вы ограничиваете их свободу малой частью доступного вам простора?
Вы находите различие между чертежом и уже разбитым садом. Вы вечно готовитесь и говорите себе: «Сейчас я скажу что-то о…» И этим вы ограничиваете свободу своего слова и слушателя заставляете принять ваши ограниченья. И все ради того, чтобы свести урезанные данные в простую, линейную систему понятий. Оглянись, человече! Где ты нашел простоту? Разве первый взгляд на один и тот же пейзаж говорит тебе то же, что второй? Почему же твоя воля столь несгибаема?
Все знаковые системы пронизывает магическое сродство между предметом и подобием, между реальностью и символом. Это явный фундамент языка. В большинстве наречий слово «вещь», или «предмет», происходит от того же корня, что и слово «речь», а то в свою очередь уходит корнями в древнюю волшбу смысла.
Керро Паниль, «Воспевая Аваате».
Оукс замер в молчании, глядя на стоящего у порога кэпитанской каюты Хесуса Льюиса. Что-то назойливо жужжало под ухом. Оукс не сразу вспомнил, что оставил включенным голопроектор, все еще показывавший аграриум Д-9 изнутри. Да… там же деньсторона в разгаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127