Издали режиссер закричал: «Остановитесь! Боже мой! Кто это? Будто она только что бежала из Румынии». Короче говоря, выбор пал на меня. Ведь я же видела немало таких женщин в жизни. Получила я договор на год и? о чудо!? удостоилась похвалы в прессе. Меня упоминали наряду с такими известными актерами, как Альберт Штайнрук, Илка Грюнинг, Курт Бойс. Мне все еще это казалось сном: я стала актрисой театра Рейнгардта, лучшего театра Германии!
Откровенно сказать, больше всего мне удавался младенец. В конце концов, он тоже был человеком, и еще каким. Едва я, его мать, произносила словечко, как он прерывал меня громким плачем, то есть это я, конечно, плакала за него, стоя спиной к публике. Потом я его успокаивала, пеленала. Короче говоря, у меня было много хлопот с малышом на сцене.
После премьеры меня спросил мой партнер, известный актер: «Скажите-ка, деточка, как вы это делаете?»
«Очень просто. Нажмите-ка кукле на животик».
Он нажал, но кукла молчала. «Знаете что, деточка, давайте-ка я лучше вам нажму на животик, а? Это у меня лучше получится».
Мне удалось от него отделаться. На мое счастье, я делила гардеробную с двумя танцовщицами, тоже занятыми в этом спектакле.
Петух в курятнике
Фриц часто заходил за мной после спектакля. Когда он впервые появился в моей гардеробной, обе девицы потеряли самообладание. Они вели себя как курицы, которых всполошил петух. А мой Фриц держал себя как петух в курятнике. Старшая, еще незамужняя танцовщица пошутила: «Слушай, одолжи мне своего Фрица. Только на одну ночь». Я рассмеялась. Тогда я еще могла смеяться. Позднее смех у меня пропал. Фриц был просто красив. Прекрасно сложен, высок, строен, широкоплеч, голубые глаза, светлые волосы, маленький острый нос. Был неглуп, много читал, писал стихи, правда плохие. Был коммунистом. Участвовал вместе со мной в партийной работе. Свою профессию инструментальщика забросил. Не было времени. Откуда ему было взяться? Днем его тащили художники в ателье как модель. А ночами женщины не давали покоя. Тем не менее я любила его. Он меня тоже. Я потеряла его по своей вине или, лучше сказать, по своей глупости.
У меня мог появиться ребенок, но пришлось от него отказаться. Ни своей комнаты, ни надежного мужа, ни уверенности в будущем. Но существовал параграф 218, запрещающий аборты. Мы все же нашли врача? доктора Макса Беера. Он рисковал многим, даже своей свободой. Позже рисковал и жизнью. Нацисты все же убили его. Он помогал и не брал ни пфеннига. Я легла в женскую клинику.
Фриц часто меня навещал. Однажды в воскресенье появилась и моя подруга Дженни. Элегантная, пикантная, как всегда. Она была единственной дочерью пекаря с Гренадирштрассе, скорее хитрая, чем умная, но способная. Я вытащила ее из гетто и помогла ей встать на ноги. Она стала портнихой-модельершей, хорошо зарабатывала. Я всюду брала ее с собой: на митинги, концерты, в клуб, ц друзьям. Она и Фриц знали друг друга. Но она была влюблена в прежнего подмастерья своего отца, в актера Александра Гранаха. Мой Фриц ее тогда не интересовал.
Стоял прекрасный августовский день. Оли сидели у, моей кровати. Я сказала: «А ну, вы, дети кафе, вы такие бледные. Съездили бы в воскресенье за город». Они не заставили себя упрашивать. Во вторник я получила открытку: «Это была гениальная идея. Мы прекрасно отдохнули. Просто чудесно. Приветик». В следующий четверг Фриц пришел, был скуп на слова, быстро ушел. Дженни вообще не показывалась. Наступило воскресенье. Фрица нет как нет. В следующий день для посетителей, четверг, он пришел, сидел рядом со мной, но не мог взглянуть мне в глаза. Я догадалась, в чем дело, потребовала ответа. Он отрицал. «Лучше молчи и уходи,? сказала я.? И пошли ко мне, пожалуйста, Дженни». В следующее воскресенье она пришла. Мы вышли на улицу, чтобы поговорить без помех. «Дженни, что случилось? Что произошло между вами? Пожалуйста, скажи мне правду»,? попросила я.
«Спроси у Фрица»,? ответила она односложно.
«А ты? Тебе нечего мне слазить? Разве ты не должна по крайней мере объясниться? Ты! Моя лучшая подруга!»
«Нет».? Это было все, что она сочла нужным мне сказать.
Я оставила ее на улице, поднялась по лестнице, легла в кровать и стала раздумывать. Меня охватила горечь. И мучила меня, как открытая рана. На следующий день я написала Фрицу письмо: «Я могла бы понять все, на только не ложь. Ее я не могу переносить. Если бы ты пришел ко мне, сказал бы: „Да, я влюбился в Дженни. Хочу жить с ней вместе“, я простила бы тебя. И ее. Мы остались бы друзьями. Но так? нет. Все копчено между нами».
Он по-прежнему все отрицал. Не хотел терять меня. Между тем Дженни появилась у Гранаха и попыталась одолжить у него большую сумму. Ей бы хотелось совершить с Фрицем кругосветное путешествие. Ему это необходимо для творческой работы, объяснила она. Гранах, в общем человек великодушный, выгнал ее. Ради меня, как он уверял меня. Дженни готова была на все, чтобы удержать Фрица.
Фриц снова посетил меня, снова уверял, что любит. Я попросила его забрать свои вещи и никогда больше не показываться мне на глаза. Он переехал к Дженни. Она работала на него ночами. А он продолжал свою жизнь бездельника. Через два года он умер от туберкулеза. Еще совсем молодым человеком. Несмотря на его цветущий вид. Что подорвало его здоровье? Сырое жилье на заднем дворе, в котором он провел свое детство? Или вечное недоедание? Женщины? Не знаю. Признаюсь, в глубине души я очень тосковала о нем.
Перед тем как я должна была покинуть клинику, пришел мой отец. Зуре проболталась, что я лежу в больнице. Он очень переживал, настоял, чтобы сестра привела его ко мне. Возможно, он думал, что я умираю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116