Он очень их хвалил. Оба хорошо закончили курс. Вальтер даже на «отлично». Его прощальное выступление произвело большое впечатление.
«Что они теперь будут делать?»
Профессор Янцен заметил, конечно, куда я клонила.
«Франц хотел бы на фронт. Это желание удовлетворено. А Вальтеру ранение не позволяет отправиться туда же «.
«Не могла бы я получить его для антифашистской работы в моем лагере?»? высказала я наконец свое желание.
«Можете. Возьмите его сразу с собой».
Ему не пришлось этого повторять дважды. Я тут же отправилась в соседнюю комнату за бумагами Вальтера.
Потерянная биография
Вскоре появился Вальтер с деревянным чемоданом в руке.
«Мне пришлось собраться в одну минуту. Я даже не успел попрощаться с учителями и товарищами. Но я очень рад, что буду работать с вами».
Франц пожал руку мне и Вальтеру. Он был немного опечален тем, что не может поехать с нами. Но гордился своим направлением на фронт. С Вальтером я отправилась во Владимир.
В Москве у нас было несколько часов времени. Я купила маленький картонный чемодан, книги и? какое счастье!? целый килограмм кофе в зернах. Все это засунула в чемоданчик. Метро доставило нас на вокзал. Поезд опаздывал. Мы поели в вокзальном ресторане украинского борща. Пришлось довольно долго ждать. Но поезда все еще не было. Мы расположились в зале ожидания. Чемодан я поставила рядом на пол. Наконец прибыл поезд. Все бросились на перрон. Я схватила Вальтера за руку, но он не мог быстро бежать. Паровоз уже загудел, когда мы вскочили на подножку. Пассажиры потеснились. Мы вошли в вагон.
Все сложилось великолепно. Только моего чемодана не. оказалось. А в нем были бумаги Вальтера. Я оставила его на полу в зале.
В лагере дежурный офицер не хотел принять пленного. «Без сопроводительных бумаг ничего не выйдет».
Я рассказала ему эту историю.
«Поймите меня!»
«Я понимаю вас очень хорошо. Но могу вам посоветовать только одно. Идите к подполковнику, не к майору, к подполковнику».
Черт побери! Потерять в военное время важные бумаги. Я стояла перед моим начальником чуть жива. Призналась ему в своей небрежности, рассказала все, как было.
«Скверное дело, товарищ Либерман. Но не принимайте это так близко к сердцу. Случается иногда даже с дипломатами»,? сказал он. Мне хотелось броситься ему на шею.
У меня самого столько вопросов
Дождь лил как из ведра. Я отправилась в лагерь по длинной дороге через цех номер один. Вижу: все сильно взбудоражены. Ичик стоял в кругу пленных. Они спорили. Мастера ругались. «Давайте работать, черти!» Я узнала, что повысили норму. Советские рабочие приняли это как само собой разумеющееся. А пленные затеяли бузу. Они обвиняли командира своей роты, что он их предал. Один из них назвал его штрейкбрехером. Ичик размахнулся, чтобы его ударить. Другой пленный помешал ему.
«Да, конечно, меня спросили. Что же мне было делать? Жульничать? Ведь есть же у них право лучше организовать работу или нет? Давайте кончать бузу!»
Работа возобновилась. Ичик хотел мне кое-что объяснить. «Не теперь. Соберите своих людей вечером в столовой и объясните им все. Разумно! Пощечина не аргумент».
Под вечер Ичик пришел ко мне. Он был в полнейшем смущении. «Без вас я не выйду на сцену».
«Вам этого делать не надо. Вы не должны произносить речей. Только объяснить, в чем дело».
«Такое дерьмо! Если бы я знал…»
«Не трусьте, Ичик. Все бы было в порядке, если бы вы заблаговременно рассказали товарищам о новых нормах. Так, как рассказал инженер советским рабочим».
«Что же теперь делать?»
«Теперь надо наверстать упущенное. Признайте, что совершили ошибку. Я не приду. Улаживайте сами свои дела, без поддержки. Это лучше».
К своей роте он вернулся в плохом настроении. Она ждала его в столовой не менее раздосадованная, чем он сам. Около девяти вечера Ичик снова появился в дверях моей комнаты. Он сиял. «Я к вам на минутку. Все вышло как нельзя лучше. Мы объяснились по-настоящему. Поговорили и о других вещах. Ребята еще не вполне успокоились, но все уладится. К новым нормам надо привыкнуть».
«К человеческому обращению тоже, Ичик».
«Спасибо».
«Доброй ночи!».
Из-за случая в цехе номер один Вальтеру пришлось долго ждать у ворот. Я видела его издали. Он стоял, прислонившись к будке часового. Он мог уже ходить без костылей, но сильно хромал, и иногда боли возобновлялись., Я передала дежурному офицеру письменный приказ подполковника. Он едва прочел его. Внимательно посмотрел на Вальтера, потом на меня и снова на Вальтера. Что ему было надо? Может быть, он думал, что Вальтер мой брат? Брат? Мог бы быть братом. Он и другие. Но еще время не пришло. А где мои настоящие братья? Мой отец? Мои сестры? Их дети? Живы ли они еще?
Перевоспитание целого народа? Как много лет это потребует? Ах, у меня у самой столько вопросов…
Мысль о том, что я до сих пор позаботилась только о главном лагере и лагере номер один, меня тяготила. Ну что было делать? Каждый новый день приносил новые заботы. Да и еще кое-что меня задерживало. Я вбила себе в голову, что первую поездку по другим лагерям совершу с агитбригадой, покажу военнопленным концертную программу, обязательно веселую.
Были у нас лагеря с более трудными условиями, чем во Владимире. По различным причинам пленные часто не выполняли нормы. В результате они не получали и дополнительного питания. Но даже и на 800 граммах хлеба и дополнительной горячей еде сытыми люди оставались недолго. Содержание белка в пище было невысоким. А еще ниже калорийность духовной пищи. А это требуется человеку тоже, особенно в таком состоянии. Психологическое давление колючей проволоки, душевное напряжение, тоска по близким истощают силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116