Может, этот сон – предупреждение о моей смерти?»
Предзнаменование смерти, возникшее в его ночном кошмаре, потрясло бы душу более слабого человека, но Рафиг знал, что это испытание послал ему Атаракс. Когда металлические монстры приблизились и стали выше горы Джибаль-аль-Истанс, а черные бегемоты спустились с небес, он понял, что ему не суждено сражаться с ними. Во сне он стоял один, обнаженный и безоружный, окутанный тенью огромной паутины.
«В этом ключ к разгадке».
Тень паука сконцентрировалась на его чреслах. Рафиг усилием воли подавил мысль о первоначальной причине, которая могла объяснять виденное, потому что этот сон не мог иметь ничего общего с удовлетворением животных страстей.
«Нет, это сон о моих надеждах на будущее и о роде Хастов. Мои чресла – это мои кровники, кровное родство».
Через секунду, как вспышка, пришло понимание очевидной логики сновидения.
«Мой отец, хоть и был сумасшедший, имел обыкновение величать себя собственным Атараксом Геланса-джара. Он сидел в Гелоре, как паук в центре паутины – своего народа, и был уверен, что он в курсе всего, что происходит вокруг. Потом появился Шакри Аван, похожий на осу, и выгнал короля-паука Гелора из его собственного дома».
Рафиг перестал сопротивляться сну и понял, что все, что его окружало во сне, следует рассматривать в аспекте будущего Гелора. Он опять повис в центре паутины. Хотя грозные силы были готовы поспорить с ним за обладание городом, он снова оказался на месте, предназначенном для его рода.
Он увидел вплетенного в паутину Вуру Доста, внука Кираны Доста. Вура доверил Гелор роду Хастов, когда со своими Кидари ушел, чтобы открыть вход в Цей и спасти своих оказавшихся в опасности родственников. Рафиг выслушивал не раз эту историю от отца, вещавшего лихорадочно в холодные зимние вечера, но никогда в нее не верил, пока не увидел во сне.
«Значит, Гелор – наш по праву, но мы никогда не оккупировали его, пока не стало слишком поздно».
В течение веков Хасты с успехом управляли своими подданными, проживая на равнинах, не меняя кочевого образа жизни, который и был ключом к успеху дурранцев. Все изменилось во времена прадеда Рафига, Тагира Хаста. Крайина начала поглядывать на юг с целью захвата, поэтому Тагир Хает занял Гелор, и три поколения Хастов правили там, благодаря чему Крайина соблюдала границы.
Отец Рафига, Талиб, был последним представителем Хастов, управлявшим Гелором. Спустя десять лет Шак-ри Аван, когда-то преданный лейтенант отца, сбросил законного аланима Гелора. Об Аванс ходили темные слухи: говорили об убийстве и богохульстве, но когда Рафиг попытался предостеречь отца, его словам значения не придали. Талиб напомнил Рафигу, что Кусэй Хает предсказал при рождении Авана, что Шакри Аван будет отцом ребенка, в которого воплотится Дост.
«Такой человек не может таить предательство в сердце, Рафиг».
Но Шакри Аван поднял восстание против Хастов и изгнал их из Гелора. Они вернулись к своему кочевому образу жизни, как и другие гелансаджарские племена, которые были союзниками отряда Хастов, но они никогда не собирали значительных сил, чтобы прямо выступить против Шакри Авана. В лучшем случае им удавалось нарушить его замыслы – например, сорвать нападение Фероза на караван, но они не представляли серьезной угрозы для правителя Гелора.
Сердце Рафига забилось сильнее от гордости, когда он понял, что его сон – это послание ему от Атаракса, подтверждающее рассказ отца. Остатки сомнений в рассказе отца рассеялись, когда из шрама на груди у Рафига вдруг начала сочиться черная кровь. Он не чувствовал боли, но пришел в ужас, когда из его груди стремительным потоком хлынула черная кровь. Вытек целый океан, в котором утонули чудовища и летающие штуки, потом океан поднялся над ним волной и рухнул на него, и его поглотила липкая теплая масса.
Он барахтался, не понимая, куда плыть в поисках поверхности и спасения. Ему удалось увидеть свет полной луны, которая и спасла его – по крайней мере, один раз, прежде чем убить. Он вдохнул полной грудью прохладный воздух, и тут увидел, что черный океан превратился в горное озеро. Вода отсвечивала синим и придала его коже тот же дурранский оттенок, какой был у него вокруг глаз. Он улыбнулся этому наблюдению и проследил глазами за сверкающим потоком воды. Вода текла на юг, затем падала с обрыва и бежала по дну долины.
Вдруг он толчком проснулся и сел. Прохладная горная вода, омывающая его, – оказалось что и он, и его постель промокли от пота. Он откинул одеяло и натянул штаны. Привязав сандалии к ногам, он побрел из палатки к центру лагеря. Его позвали сидящие у костра хранящие огонь, но Рафиг их проигнорировал.
В дальнем конце лагеря он откинул клапан палатки своего дяди. Он ожидал, что дядя спит, но Кусэй Хает уже сидел, скрестив ноги, на ковре в середине палатки. Он сгреб своими исхудалыми, как у скелета, руками кусочки кости и дерева, потряс их в ладонях и отбросил с громким смехом.
– В чем дело, дядя? – Рафиг опустился на корточки и прикоснулся к худому плечу старика. – Ты что делаешь?
Кусэй снова засмеялся, обернувшись к племяннику. Его похожее на пергамент лицо имело тот же синеватый оттенок кожи вокруг глаз, что и у племянника, а левый глаз так же был карим, как у Рафига. Правый же был затянут молочно-белой пленкой и выглянул из-под полуопущенного века, когда Кусэй ухмыльнулся племяннику беззубым ртом. Правый глаз у него был слеп от рождения и, как говорили, позволял Кусэю видеть то, что находится вне материального мира: прошлое и будущее.
– Наблюдай, племянник мой. Будущее есть прошлое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180