Но, может статься, снимок сделан не столь уж давно, попросту чуток смухлевали
– небо подсинили, склон выбелили. И нет проблем!
– Добрый день, мистер Орр! – Просияв гостеприимной улыбкой, Хабер поднялся навстречу гостю, но руки не подал – слишком многие пациенты в последнее время стали остерегаться лишних физических контактов, приходили просто в ужас и напрочь замыкались при виде дружелюбно протянутой пятерни.
Посетитель слегка смешался, неловко отдернув руку, потеребил цепочку на шее и неуверенно произнес:
– До… добрый день, доктор!
Его шею украшала, как отметил Хабер, незатейливое ожерельице из посеребренной нержавейки. Да и сам посетитель, одетый вполне ординарно, являл собою типичный образчик офисного клерка. Прическа стандартной длины, до плеч, аккуратная бородка. Невысокий сероглазый блондин лет тридцати, подросткового сложения, малость истощенный, но с виду здоровый и вполне привлекательный – доктор уже набрасывал себе начерно портрет визитера. Воспитанный, толерантный, безвольный, подавленный, закомплексованный. Первые десять секунд знакомства с пациентом, любил повторять доктор Хабер и про себя, мысленно, и коллегам вслух, наиболее важны для создания доверительной атмосферы в будущем.
– Присаживайтесь, мистер Орр! Да-да, именно сюда! Не угодно ли закурить? С темным фильтром весьма крепкие, с белым – послабее. – Гость не курил. – Тогда, не теряя времени даром, попробуем разобраться в непростой вашей ситуации. ЗОБ-контроль заинтересовался, по какой причине заимствовали вы стимуляторы и снотворное с чужой фармакарты. Почему не хватило установленных вам персонально лимитов? Не так ли? И вас послали к парням с холма, а те в свою очередь, прописав добровольную наркологическую диспансеризацию, переадресовали ко мне. Пока все верно?
К собственным сердечным интонациям, призванным пробудить в собеседнике живой отклик, усыпить настороженность, доктор был весьма чуток – не хватить бы лишку! Пока, похоже, срабатывало не очень: часто мигая, гость сидел как деревянный, руки приклеены к коленям, и, как бы сглатывая в горле ком, изредка кивал – классическая иллюстрация состояния затаенной тревоги.
– Чудненько, пока что ничего из ряда вон выходящего. Вот если бы вы складывали пилюли в кучку с целью перепродажи на черном рынке или для покушения на чью-либо жизнь, тогда дело табак. Но так как вы их попросту использовали для личных нужд, то весь ваш приговор – всего лишь несколько сеансов в моем кабинете! А это не столь уж и страшно. Естественно, и меня заинтересует, на кой ляд потребовалась вам эта чертова уйма снадобий – но только затем, чтобы точнее определить стиль нашего с вами общения, вернуть вас к нормальной полноценной жизни в пределах вашей собственной фармакарты, а может статься, и вовсе без химической зависимости. Очень надеюсь на это. Согласно сему документу, – Хабер перевел взгляд на распахнутый скоросшиватель, пересланный из медцентра, – вы в течение нескольких недель принимаете барбитураты, затем на несколько дней переключаетесь на декстроамфетамины, а затем – возвращаетесь назад к снотворному. Как это началось, что вас побудило? Бессонница?
– Нет, сплю как сурок.
– Тогда, видимо, неприятные сны?
Пациент растерянно зыркнул на доктора – в глазах светился чуть ли не животный страх. Случай, похоже, не из сложных – все у больного как на ладони.
– Вроде того, – отозвался тот хрипло.
– Угадать было не так уж сложно, мистер Орр. Никакой мистики – всех своих сновидцев медцентр обычно и сбагривает мне. – Хабер заулыбался: – Я ведь специалист по сновидениям. В самом буквальном смысле. То бишь онейролог. Сон и сновидения – хлеб мой насущный. О'кей, можем еще немножко поиграть в шарады. Полагаю, от скверных сновидений вы пытались избавиться с помощью фенобарбитуратов, и сперва это срабатывало. Затем наступило привыкание, вы оказались в некоторой химической зависимости, а эффект воздействия пилюль стал снижаться, пока и вовсе не сошел на нет. Точно та же история с декседрином. Тогда вы и стали их перемежать. Все верно?
Пациент одеревенело кивнул.
– А почему же декседриновый период у вас всегда оказывался короче?
– Эта гадость делала меня таким… неуравновешенным.
– Естественно, иначе и быть не могло. А этот ваш последний коктейль из обоих препаратов – вообще нечто особое! Хотя сам по себе он и не смертелен, но вы играли в опасные игры со своим здоровьем, мистер Орр. – Сделав для вящего эффекта паузу, Хабер веско добавил: – Вы могли лишить себя способности засыпать вообще!
Снова в ответ кивок.
– Могли бы вы обойтись без воды или пищи, мистер Орр? Никогда не пробовали перестать дышать, наконец?
Уловив в голосе доктора сдержанный сарказм, пациент выдавил некое подобие улыбки, весьма далекое от оригинала жалкое подобие.
– Вы ведь прекрасно знаете, что никому на свете еще не удавалось обойтись без сна. Равно как и без пищи, воды или воздуха. Но известно ли вам, что собственно сна еще недостаточно, что человеческий организм испытывает насущную потребность именно в сновидениях? Если систематически их подавлять, ваше сознание начнет чудить, откалывать самые неожиданные коленца. Вы станете без какой-либо видимой причины раздражаться, обвинять окружающих во всех смертных грехах, утратите способность к нормальному сосредоточению – не правда ли, мистер Орр, вам знакомы эти симптомы? И дело тут уже не в одной только декседриновой зависимости – вы начинаете грезить среди бела дня, становитесь крайне рассеянным, утрачиваете чувство ответственности, приобретая взамен склонность к параноидальным фантазиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74