Обычно перед вами уже есть несколько человек, и вы терпеливо ждете своей очереди, потому что исповедь — глубоко личное таинство. Священник находится в маленькой комнатке, по обе стороны которой еще два закутка, отгороженных ширмами. В свой черед вы заходите внутрь и опускаетесь на колени. Когда священник выслушал человека в кабинке напротив, вы слышите, как перед вами открывается звуконепроницаемый экран, и для начала вы произносите традиционные слова: «Отпусти мне грехи мои, святой отец, ибо грешен я…»
И затем вы изливаете душу суровому священнику, который не имеет права повторить и слова из того, что услышал. Вы рассказываете о своих поступках и помыслах. Вы отвечаете на его вопросы до тех пор, пока оба не доберетесь до истины. Он отпускает ваши грехи и затем назначает вам наказание. Обычно оно состоит в епитимье и прочтении некоторого количества молитв. Хотя в принципе наказание может быть каким угодно, по усмотрению священника. И вы выполняете, потому что чувствуете в этом необходимость — а иначе какой смысл ходить на исповедь?
У католической церкви есть семь таинств. Некоторые — крещение, конфирмация и соборование — случаются в жизни католика лишь единожды. Другие — изредка, но не всегда: венчание и рукоположение. Два проводятся регулярно — исповедь и причастие. Исповедь — не только самое частое таинство, но и, учитывая природу души человеческой, самой важное.
И поэтому, немного подумав, я произнес:
— Да, отец, мне бы хотелось исповедоваться. Отпусти мне грехи мои, святой отец, ибо грешен я. Последний раз я исповедовался три недели назад, и за это время я… — И я поведал ему обо всем, что случилось, придав особое значение событиям последних тридцати шести часов.
Это была самая странная исповедь в моей жизни. Судите сами: я брел в лесу через сугробы, иногда проваливаясь в них по пояс, в обществе босоногого священника. И конечно, она была самой длинной, так как он задавал бесчисленные вопросы, стараясь уточнить каждую, казалось бы, самую незначительную деталь. Когда исповедь завершилась, небо заметно потемнело.
Наконец он произнес:
— Это просто невероятная история, и я не знаю, что все это значит. У меня есть несколько соображений на этот счет. Ты случайно не солгал во время исповеди?
— Что?!
Никто не лжет на исповеди — ведь это же все равно что вожделеть родную мать.
— Я знал, что ты говоришь правду. Тогда есть два других объяснения. Первое — и наиболее вероятное: ты получил сильный удар по голове. В таких случаях часто происходит помрачение рассудка, но это никак не объясняет наличия у тебя таких странных вещей. Другое объяснение заключается в том, что Бог счел нужным сделать что-то необычное. Но кто я такой, чтобы рассуждать о подобных вещах?
Что до твоих грехов, то они совсем не тяжкие. Ты гневался на свою мать, но это вовсе не удивительно для холостого мужчины двадцати восьми лет от роду. Тем более что в конце концов ты все же послушался ее. Ты возжелал девушку, но опять-таки, ты не женат, а она не замужем, и вы не совершили ничего предосудительного. Разочаровавшись, ты напился, но счет оплатил и никому не причинил вреда. Будучи пьян, ты вторгся в жилище хозяев, однако не нанес ему ущерба. Ты оскорбил рыцаря, но ты не знал подобающего вежливого обращения. И ты плохо подумал обо мне; ты до сих пор убежден, что это у меня помрачен рассудок.
— Отец, пожалуйста!
— Нет-нет! Позволь мне закончить. — Он сделал вдох. — И, возможно, принимая во внимание все эти странные события, ты уверен в своей правоте. Не мне об этом судить. Несмотря на твое странное повествование, несмотря на твой гигантский рост и несмотря на твое необычное облачение, в душе ты очень хороший человек. Я отпускаю тебе твои грехи. Я хочу, чтобы ты понес епитимью, и думаю, что мы сейчас должны опуститься на колени и вознести молитвы Всевышнему.
— Отец, мы же окажемся по пояс в снегу!
— Верно. К тому же небо темнеет и становится холоднее. Сын мой, Господь возьмет нас, когда сочтет нужным, и спасет, когда сочтет нужным. Все, что можем сделать мы, смертные, — это то, что кажется наиболее подходящим в данную минуту.
Итак, дорогой читатель, я встал на колени в снегу, оперся на локти и мысленно прочитал «Символ Веры Апостолов».
Через некоторое время мы вновь продолжили путь.
— Отец, ты сказал правду. Я действительно уверен, что ты сумасшедший. Но должен признать, что, несмотря на это, ты самый святой человек из всех, кого я когда-либо встречал.
— Благодарю, сын мой. Очевидно, ты никогда не встречал по-настоящему святого человека. А вот я однажды встретил Франциска Ассизского, он благословил меня и принял в свой орден. Я вижу, ты устал. Почему ты остановился?
Святой Франциск Ассизский! Сказать, что я удивился, — значит, ничего не сказать. На мне было теплое нижнее белье, плотные джинсы, две пары шерстяных носков, высокие туристские ботинки, толстый свитер, ветровка и пончо. И мне было холодно. А он был босой, в одной лишь монашеской рясе. Я на две головы выше него, но он шел первым, чтобы расчищать для меня путь.
— Спасибо, отец! Я справлюсь. Что занесло тебя в эту глушь?
— «В эту глушь»! Еще одна интересная фраза. Ответ проще простого. Я был в Риме и получил назначение в Краков. Чтобы добраться из точки «А» в точку «В», нужно пройти расстояние между ними.
— Ну, если ты истинный последователь Эвклида, твой маршрут должен пролегать намного западнее, через Францию и Германию, или по крайней мере севернее, через Моравские ворота, — заметил я.
— Дорога через Германию, может, и легче, но намного длиннее. Разве ты ничего не смыслишь в картах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81