Остальные члены шайки слегка подались вперед.
— Я пришел за волосами, — продолжал яки. — Ты обещал. На золото мне плевать. Пусть «йори»в земле роются.
— Слушай, прекрати, я сыт по горло, — терпеливо объяснял Пелон. — У меня голова другим забита, так что, Моно, не возникай. Хорошо?
— Ничего хорошего, — рявкнул яки, швыряя оземь чашку с кофе и поднимаясь на ноги. — Устал я от вас ухожу. Надоело. Будьте здоровы.
И он направился к жующим пони, которые жались к отбрасываемому костром крошечному кругу света. Пелон не стал его уговаривать Он даже не встал. А просто вытащил из-под серапе длинноствольный кольт и тихонько позвал дезертира:
— Манки… — А когда яки остановился и повернулся, чтобы сказать:
— Да? — кивнул ему и, произнеся:
— Будь здоров, — выстрелил индейцу в низ живота
Тишина сгустилась над поляной, словно тучи или удушливая жара; она ощущалась физически, липла к лицам, забивала глотку.
Во время этой довольно длинной паузы Пелон подошел к тому месту, где молча извивался в траве яки, поднял булыжник размером с хорошую тыкву, размозжил индейцу голову и вернулся к костру.
— Патронов, — сказал он, — и так мало.
Бен Колл, которому индейские разборки были до лампочки, сложил руки на груди.
— Это верно, — сказал он по-испански, — но даже первый раз можно было не стрелять. Выстрел вполне могли услышать солдаты.
— Вполне могли и даже наверняка услышали, — улыбнулся Пелон. — И что дальше? Везде скалы, выветренные каньоны, желтые останки гор. Где стреляли: там, здесь, повсюду?
— Тоже верно, — согласился Бен. — Они всего лишь черные в черной ночи. Темноты боятся не меньше индейцев.
— Ага, — сказал Пелон, — и не меньше белых.
Мудрый политик Санчес махнул рукой и добавил:
— Си, амигос, и даже не меньше мексиканос, да? — И тут же прозвучал одинокий смешок предводителя бандитов, после которого Пелон продолжил в слегка разрядившейся обстановке.
— Давайте-ка взглянем на эту досадную случайность с другой, более приятной стороны, — предложил он. — Конечно, жаль терять такого хорошего бойца, как Манки, но надо быть честным до конца: из-за неизбывной ненависти к «йори», он рано или поздно такого бы натворил, чего бы мы не расхлебали большим черпаком. А так как мы поедем группой, в которой будут как белые, так и не очень, люди, то Манки оставалась единственная дорога — на небеса. — Увидев, что Маккенну, Вахеля и Дэплена непроизвольно покоробило, он вскинул ладони вверх. — Не стоит судить меня так строго, друзья мои. Неужели вы отпустили бы Манки, понимая, что ему известны наши планы? Неужели точная информация о нашем местонахождении была бы более уместна на столе шерифа Джила-Сити, чем в наших головах? Или у офицеров расположившегося рядом отряда? Вот ты, Бенито, — обратился он к Коллу, — хотел бы, чтобы твое имя упоминалось рядом с моим? Я имею в виду после нашего не слишком удачного заезда на белое ранчо?
— Нет, — просто ответил Колл. — Не очень.
— Вот и мне так показалось. Ты ведь прекрасно знаешь, что от веревок сплошные неприятности, не так ли, Бенито? — И он резко рассмеялся своим лающим смехом, намекая на то, что Колл — отличный наездник — часто выигрывал родео и классно умел управляться с «веревками», то есть лассо.
Колл снова кивнул и сказал без тени улыбки:
— Верно, амиго, затягивая петлю, главное самому в нее не угодить.
— Айе, — усмехнулся Пелон, — а если другой конец держат несколько дюжих мужчин, компадре? А веревка перекинута через толстый сук? А сам стоишь на спине собственной лошади? И все так играючи, весело…
— Все-все, — ответил Бен Колл.
— Так мы друг друга поняли?
— Если ты имеешь в виду, что меня вполне могут повесить за то, что вы натворили на ранчо Стэнтонов, то — да. Ты правильно сделал, что прояснил все с самого начала. В Джила-Сити я вернулся только вчера. И у меня были бы неприятности, если бы пришлось доказывать алиби двухдневной давности. Давай дальше.
— Ну и, — продолжил Пелон, указывая на Маккенну и белую девушку, — эти двое… Манки был прямой угрозой их жизни, поэтому особо горевать из-за него они не станут. Кроме всего прочего, пундонор — вопрос чести.
— Да ну? — удивился Колл. — Даже так?
— Я имею в виду соглашение, которое мы заключили с Маккенной. Я дал ему слово, что он выедет из этого лагеря, имея на своей стороне столько белых друзей, сколько у меня мучачос. Когда ты привел из Джила-Сити всего двоих белых, это создало некоторые сложности. И мне, как хефе, пришлось заняться их ликвидацией.
Глен Маккенна опустил чашку с кофе. Даже прожив одиннадцать лет возле апачей, он поразился, с какой расчетливостью Пелон впутал его в это дело.
— Не хочешь ли ты сказать, — осторожно вступил он в разговор, — что убил индейца, чтобы уравнять силы обеих сторон нашего отряда?
Пелон поднял огромные плечи.
— Но, Маккенна, — сказал он, — ты же умеешь считать…
— Умею.
— Тогда давай вместе: после того, как Хачита понес бы труп Койота на ранчерию Наны, у меня бы осталось пять человек. Бенито пришел с двумя гринго, значит, вас — четверо. Пять не равно четырем. Поэтому, оставив нас, мой приятель Манки решил эту проблему. Я только хотел убедиться, что его не удержать и вот — четверо на четверо! Пундонор выполнен, Пелон сдержал слово. Чего тебе еще?
Вопрос был явно риторическим. Но Беш, стройный индеец чирикауа, потомок Кочиз, не собирался соглашаться с демагогическими вывертами полукровки.
— Всего лишь, — ответил он своим удивительным голосом, — чтобы ты сосчитал еще раз.
— Что? — переспросил Пелон, поднимаясь. — Еще? Для чего?
— Для Хачиты, — ответил Беш. — Потому что он не едет на ранчерию Наны, а отправляется с нами в Сно-та-эй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73