В ожидании хозяина все собрались на открытой площадке за круглым плетеным столом. Маша сидела на противоположном от Пафнутьева конце стола, была весела и беззаботна. Ничто в ней не напоминало о тех нескольких словах в море, которыми она обменялась с Пафнутьевым. Более того, в течение дня она как бы даже сторонилась его, словно произошло между ними нечто такое, о чем другим знать не обязательно.Разговаривали о море, об Испании, о Москве, никого никоим образом не задевая, не трогая, не цепляя. В Испании такие слова даются легко. Если в Москве, напряженной и издерганной, нужно обдумывать каждое слово, то здесь в этом не было надобности — слова сами произносились беззаботные, в них просвечивались любовь, согласие, жизнь, не обремененная ничем непосильным. Если речь шла о любви, то эта любовь была светла, мимолетна, если кто-то осмеливался выразить какое-то недовольство, то касалось оно волнения на море, слишком яркого солнца или переохлажденного вина. Впрочем, повод для недовольства исчезал в теплом испанском воздухе сам по себе.И опять за столом звучал негромкий смех, обходительные слова, комплименты, от которых девушки смеялись тоже легко и снисходительно. Знали они, прекрасно знали, что самые восторженные слова о них будут недостаточны. Какие бы слова ни были произнесены, девушки заслуживали большего.Раздался негромкий шум мотора, и в воздухе появился вертолет с прозрачной кабиной. Он сделал круг над домом, все увидели Лубовского в белом костюме — он радостно приветствовал компанию и, похоже, торопился присоединиться.Вертолет приземлился на дальнем конце площадки, из него тут же выпрыгнул Лубовский — стремительный, с маленьким плоским чемоданчиком в руке и с улыбкой на устах. Похоже, он и в самом деле был рад оказаться в своем доме, среди своих людей, даже невзирая на то, что среди них затесался чужак с намерениями явно недобрыми.— Я вас приветствую! — сказал он, подходя к столу. — Не заскучали без меня?— Маленько есть, — ответил Пафнутьев.— Звонки были? — спросил он у Маши.— Ничего серьезного, Юра, ничего дельного.— Это хорошо. Отсутствие новостей — это лучшая новость, а, Паша? Ты со мной согласен?— Что-то в этом есть, — осторожно ответил Пафнутьев. — Как прошел день?— Отлично! Просто замечательно!— Разбогател сегодня, а, Юра?— Разбогател я чуть раньше... Сегодня мне богатеть надобности не было, — с холодком ответил Лубовский. — Так что сегодня я только закрепил кое-что... Сохранить богатство гораздо тяжелее, чем его нажить. Как у олимпийцев — стать чемпионом легче, чем им остаться. Согласен?— И в этом что-то есть, — усмехнулся Пафнутьев, не торопясь присоединяться к мнению Лубовского.— Будешь ужинать? — спросила Маша.— Нет, я только от стола... От хорошего стола. — Лубовский поднял указательный палец. — Лучшие, понимаешь, люди Барселоны почтили своим присутствием... — Он замолчал, оборвав себя на полуслове, задумался, вспомнив что-то из сегодняшних своих похождений, повернулся к Маше, пристально на нее посмотрел, словно заметив в ней какие-то перемены. — У тебя все в порядке? — спросил он, усаживаясь в свободное кресло.— А разве по мне не видно?— Потому и спрашиваю... Да, Паша... Твоя мечта исполнилась — сегодня вечером ты сможешь наконец задать мне свои кошмарные вопросы...— Не такие уж они и кошмарные, — миролюбиво ответил Пафнутьев. — Не такие уж и жестокие... Вопросы как вопросы, — продолжал бормотать он как бы про себя. — Обычные вопросы, для порядка, для отчета, чтобы потом лишних разговоров не было...— Маша! — перебил его Лубовский. — Значит, так... В мой кабинет шампанское, две бутылки. Для меня и моего дорогого гостя... Не возражаешь, Паша?— Упаси боже!— Что еще... Сок, грейпфрут... И сама сообрази что-нибудь полегче... Сообразишь, да?— Юра! Ну конечно! Какие-то у тебя сегодня вопросы...— О, Маша! Разве это вопросы! Если в ты знала, на какие вопросы мне сейчас придется отвечать... О!— Да ладно, — вяло протянул Пафнутьев, махнув полноватой рукой. — На какие захочешь, на такие и ответишь.— Даже так?! — восхитился Лубовский.— Юра, — укоризненно протянул Пафнутьев. — Только так. Правда, вопросы в протокол я буду записывать, но ты на них можешь не отвечать, если по каким-то причинам отвечать не желаешь.— Опять протокол? — Лубовский состроил испуганную гримасу.— А как же, Юра? Ведь только по протоколу и оценивают мою работу, зарплату начисляют...— Если протокол хороший, то и премия может обломиться?— Может, — неохотно согласился Пафнутьев. — Но это редко, очень редко, премиями нас не балуют. А если уж и выдадут, то совсем за другие заслуги.— Какие же, интересно знать? — живо спросил Лубовский.— Отношения с руководством, хороший почерк, своевременность появления перед начальственным столом...— Понятно! — перебил его Лубовский. — Как и везде. Законы жизни едины — что для подследственных, что для следователей.— Юра, не надо, — сказал Пафнутьев. — Остановись. Какой ты подследственный, если здесь, в Испании, набираешь номер телефона Генерального прокурора нажатием единственной кнопки?— Заметил! — восхищенно воскликнул Лубовский, легко вскакивая с кресла. — С тобой, я вижу, надо держать ухо востро! А, Маша?— С тобой, Юра, тоже. — Маша, почувствовав на себе повышенное внимание, удары держала спокойно.— Он к тебе не приставал?— Приставал.— А ты?— Откликалась, как могла.— С вопросами тоже приставал?— Нет, только телесно.— Это как? — В голосе Лубовского прозвучала легкая обеспокоенность.— Паша выносил меня на руках из моря, а Слава нас щелкал.— Часто выносил?— Частенько. — Вскинув голову, Маша твердо посмотрела Лубовскому в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88