Матийцев догадался, конечно, что прокурор набрасывает свою обвинительную речь, не желая больше затруднять себя какими-нибудь вопросами, обращенными к шахтерам. Но неожиданно для него вопрос им, показавшийся ему неприятным, задал вдруг тот член суда, голова которого как будто потеряла способность держаться прямо.
- А как вообще, скажите, относились шахтеры к заведующему шахтой?.. И тут же добавил он, видя, что спрошенные замялись с ответом: - То есть нам хотелось бы знать, больше ли было таких, какие довольны им были, или больше таких, какие не были довольны?
- Все были довольные, - угрюмо, но твердо ответил Скуридин.
- Да, так воно и буде, шо все довольные, - чуть помедлив, согласился с ним Гайдай.
После этого оба они уселись рядом с Дарьюшкой, но зато поднялся секретарь суда.
Матийцев почти не замечал его раньше. Гладко выбритый, тщательно причесанный на косой пробор, похожий на студента старшего курса, он все время быстро и неотрывно, как студент лекцию, записывал вопросы и ответы и, между делом, что-то находил в кипе бумаг перед собой и передавал председателю.
Теперь же, наоборот, какую-то бумагу передал ему председатель, и поднялся он с нею в руке. Обращаясь к присяжным, начал читать он тот самый протокол рудничного жандарма, на который ссылался прокурор, и Матийцев вновь услышал обстоятельный теперь уже рассказ о том, как потерпевший, заведующий шахтой "Наклонная Елена", непременно захотел увидеть содержавшегося при конторе бывшего коногона Ивана Божка, и о чем именно говорил с ним, когда к нему его, Божка, он, рудничный жандарм, доставил.
К удивлению Матийцева, протокол этот написан был довольно грамотно, если только не выправлял его сам секретарь во время чтения, а главное, не было в нем никаких предвзятых добавлений и извращений: у рудничного жандарма оказалась хорошая память, так как писал он свой протокол, конечно, уже после того, когда отвел Божка в "кордегардию", как почему-то называлось на руднике укромное помещение при конторе, где обычно вытрезвлялись буяны.
После того как прочитан был этот протокол, поднялся уже сам председатель суда и, обращаясь тоже только к присяжным, начал как бы объяснять им суть дела Божка, обращая внимание их на самое главное, и Матийцев увидел в нем очень опытного судью, притом хорошо владевшего речью: даже к своему важному "пхе" он теперь не прибегал ни разу.
Закончил он так:
- Оставим в стороне версию потерпевшего, будто он готовился покончить жизнь самоубийством, когда к нему в комнату сквозь окно проник подсудимый. Будем ли мы относиться к этой версии как к тому, что имело место в действительности, или как к выдумке потерпевшего в целях ослабить вину подсудимого - это решительно все равно; мы просто пройдем мимо нее, так как имеем дело только с преступлением, совершенным подсудимым. Факт, значит, я повторю это, таков: горный инженер, заведующий шахтой, уволил коногона за то, что тот слишком жестоко обращался с лошадью и тем, следовательно, тормозил работу. Из мести за увольнение коногон решил убить инженера, причем для храбрости напился. Инженера спасли подоспевшие другие шахтеры, выступавшие здесь свидетелями; не подоспей они, инженер был бы, конечно, убит. Однако и тот удар в голову стулом, лежащим вот на столе вещественных доказательств, не мог, разумеется, не отразиться на здоровье заведующего шахтой; к этому выводу нельзя не прийти после его здесь показаний, да и внешний вид потерпевшего не свидетельствует о его здоровье. Итак, господа присяжные заседатели, вы должны будете обсудить дело бывшего коногона шахты "Наклонная Елена" Ивана Божка и вынести вполне справедливое заключение: виновен ли он в том, что с заранее обдуманным намерением проник в квартиру инженера господина Матийцева, чтобы лишить его жизни из мести за свое увольнение? В зависимости от вашего решения мера наказания обвиняемому будет вынесена уже нами.
Речь прокурора, поднявшегося после того, как сел председатель, была длиннее, а главное, он говорил далеко не так спокойно. Как лично чем-то задетый, он, то повышая голос, то притушенно, но язвительно, говорил больше о потерпевшем, чем о подсудимом. Начал он неожиданно для Матийцева с показаний Скуридина и Гайдая.
- Господа присяжные заседатели, вы, конечно, слышали, как на вопрос одного из членов суда, обращенный к свидетелям-шахтерам: "Довольны ли рабочие-шахтеры заведующим шахтой господином Матийцевым?" - оба ответили: "Все довольны!" Этому ответу нельзя не поверить, если принять во внимание, что потерпевший, едва не убитый подсудимым, коногоном Иваном Божком, так ревностно выступал здесь в защиту подсудимого, что казенному защитнику можно уж и не говорить ни слова: сказано потерпевшим не только все, но... и гораздо больше, чем все! Я не буду говорить о том, совершенно излишнем для дела, чего коснулся в своих показаниях потерпевший; я скажу только о том, что, всячески умаляя вину обвиняемого, потерпевший сам становится опасным для общественного порядка, обусловленного государственными законами, и даже в гораздо большей степени, чем, например, любой толстовец, проповедующий с легкой руки своего учителя "непротивление злу насилием". В данном случае в суд явился тот заведующий шахтой, которым все рабочие довольны, за исключением всего только одного, который оказался недоволен своим увольнением, и этого-то единственного недовольного потерпевший, - и жестоко потерпевший от него! - и явился сюда защищать. Нельзя не сказать, что это - из ряда вон выходящий случай, и объясняется он только куриной слепотой пропагандистов крайних политических воззрений, которые готовы пропагандировать свои бредовые идеи где угодно и перед кем угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87