— Это все?
— Совсем не все, я ещё приду. Но вы помните, что обещали?
— Протянуть дело? Ради ваших глазок я вырву несколько дней… Три или четыре.
— Так мало!?
— Но, сударыня, поверьте…
— Мало.
— Да ведь целых четыре дня!
— Нет, шесть
— Пожалуй, шесть.
— Тогда я приду на пятый.
— Нет, лучше днем раньше. Тогда, может, выиграете ещё пару дней.
— Согласна. — Смех актрисы был вовсе не нарочитым.
Но сев в портшез, она задумалась. Дело было настолько серьезным, что у неё было возникли сомнения. Ведь она держала в руках бумаги, служившие доказательствами вины Монтестрюка. Но не для нее. Она-то в них не верила, но как доказать правду судьям? Хот письмо к Лавальер её смущало: оно ей было непонятно. И ей пришла в голову мысль — известить обо всем мадемуазель Монлюсон.
На другой день у неё были Коклико и Угренок, которым она все рассказала. Верные слуги Югэ с ужасом переглянулись. Слова «измена» и «преступление» прозвучали в их ушах погребальным звоном. Заметив это, Брискетта решила настроить их на борьбу.
— Вы, я вижу, так же негодуете, как и я вчера, когда слушала всю эту историю, — заметила она по поводу тех проклятий, которые произносил Коклико, когда в рассказе Брискетты встречались имена Шиврю или Суассон.
— Только, — заметила она, улыбаясь, — я лучше скрывала свои чувства.
— Дайте побраниться, Брискетта, ведь от этого становится легче.
— Мой добрый Коклико, давайте-ка лучше поищем предателя, способного на такие преступления.
Угренок почесал лоб.
— Может, есть средство, — прошептал он, сильно краснея.
— Ты думаешь? Какое же?
— Помните, Коклико, того мошенника, что вы спасли в окрестностях Зальцбурга?
— Пенпренеля? Как же, помню этого висельника. Не пойму, зачем я его оставил в живых.
— Пенпренеля? Как же, помню этого висельника. Не пойму, зачем я его оставил в живых.
— А, подумаешь, чепуха все это.
— Он служил у Брикетайля. Значит, он хорошо знает уловки этих людей. Он должен нам помочь.
— У вас есть его адрес? — спросила Брискетта.
— Как же… Улица Утят, вывеска «Крыса-пряха».
— Надо скорей идти туда и дать этому Пенпренелю денег. Золотая нитка — самая прочная, когда надо привязать к себе человека.
Коклико пожал плечами и написал три упомянутых выше слова.
20. Женский союз
Брискетта посетила принцессу Мамьяни со свей идеей через графиню Монлюсон обратиться за помощью к королю. Но Леонора сразу же поняла её и перебила:
— Я уже была вчера в Шельском аббатстве.
— Прекрасно!
— Но хотя игуменья меня приняла очень хорошо, она ясно дала понять, что встреча с мадемуазель Монлюсон невозможна. После приключения вблизи аббатства пройти в павильон, где она живет, невозможно. Нужно особое разрешение. Игуменья дать его не может. О а также добавила, что получить его вообще невозможно.
— Она ошибается, — уверенно возразила Брискетта, — я его получу.
— Каким же путем?
— Пока не знаю, но я его получу.
На следующий день, когда Коклико направлялся на улицу Утят, разодетая Брискетта ехала к судье. Он принял её, но не смог, несмотря на приклеенную к лицу улыбку, скрыть серьезность его выражения.
— У меня неважные вести для вас, красавица, — говорил он, ведя её к креслу. — Отдан приказ ускорить ведение дела. А это — плохой признак. Возможно, приговор будет вынесен через пару дней.
— Приговор? Его осудят?
Судья молча кивнул головой.
— И этому нельзя помешать?
— Никак. Впрочем… Ну, если какая-нибудь важная особа, чье положение освобождает её от разных подозрений, покажет, что Монтестрюк пробрался в сад ради нее. Тогда гнев короля остынет… А насчет остального выскажется граф де Колиньи при возвращении.
На лице Брискетты отразилась надежда.
— А когда вернется граф де Колиньи, можно выиграть время?
— Выиграть время значит выиграть все.
— Только уважение к правосудию удерживает меня от поцелуя, господин судья.
— Не надо ничего преувеличивать, даже уважения.
Брискетта, улыбаясь, подставила розовую щечку, а потом, как бы между прочим, произнесла:
— А теперь дайте мне формальный допуск посетить графиню де Монлюсон и без свидетелей.
Судья вскочил с места.
— Что вы, что вы! Строжайше запрещено! Если я его дам, потеря места — ничто по сравнению с другими последствиями.
— Значит, невозможно?
— Совершенно невозможно.
— Никак?
— Никак.
Брискетта изобразила горе, и слезы показались у неё на глазах.
Судья пришел в замешательство. Потянулись минуты, пока он размышлял. Тут в дверь раздался стук. Вошел пристав, с ним молоденькая, скромного вида девочка с опущенными глазами.
— Прошу прощения, но я пришла за бумагой для прохода в Шельское аббатство, — сказала она.
— Хорошо. Подождите в приемной. Девушка вышла.
Брискетта усилила поток слез:
— Вот счастливица! Попросила и получит.
Судья устремил на неё задумчивый взгляд, затем тихо произнес:
— Вы меня растрогали. Я готов все сделать, чтобы вы не горевали.
— Все, правда, все? — воскликнула Брискетта.
— Тише, тише… Благодарность можно передать и без слов…
— Молчу. Итак?
— Эта девушка поступает к графине де Монлюсон на место внезапно заболевшей горничной. Я подпишу нужную ей бумагу. Остальное меня не касается…
Брискетта бросилась на шею судье, на этот раз не спрашивая разрешения.
— Подпишите скорей, — прошептала она.
Судья не без сожаления освободил руку и подписал. Затем освободил вторую и позвонил.
— Введите девушку, — сказал он приставу.
Вошел пристав с девушкой. Затем он вышел, девушка осталась в комнате. Судья, сидевший за столом, шелестел бумагами. Затем шепнул на ухо Брискетте:
— Можете говорить, комната достаточно велика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54