— Это задание как раз для тебя, Александра, если, конечно, ты потянешь. Хоть ты и отхватила это дело украдкой. Никто не знает о преступлениях на сексуальной почве больше тебя, и сомневаюсь, что газетная шумиха, которая, несомненно, скоро поднимется, сможет тебе помешать.
Он не произнес «после того случая», но я поняла намек и твердо посмотрела ему в глаза, вслух сказав, что буду рада вновь работать с детективами из убойного отдела.
— Докладывать будешь лично мне. И если у Чэпмена появится одна из его замечательных идей, например, обрядить тебя монашкой и отправить ночью на сбор информации, ты сделаешь мне большое одолжение, если наступишь на горло своей песне и откажешь ему.
Я рассмеялась и заверила Батталью, что мне и в голову не приходило заняться чем-либо подобным. Но для себя решила, что непременно подумаю, не направить ли Морин Форестер, лучшую из детективов, работающих под прикрытием, в неврологическое отделение больницы под видом пациентки — для сбора информации.
5
За обычной рабочей рутиной и консультациями, которые я щедро раздавала молодым адвокатам, работающим со мной, день пролетел незаметно. Мы с Сарой наскоро перекусили салатом, запив его диетической колой, и составили список подсудимых и свидетелей, к которым стоит присмотреться получше в связи с делом Доген. Важных телефонных звонков не поступало, так что остаток дня я разбирала сообщения и отвечала на те из них, которые не могли ждать до завтра.
В половине седьмого я выключила свет, заглянула в кабинет начальника судебного отдела, Рода Сквай-ерса, сказала, что отправляюсь на совещание оперативной группы, и, прихватив папку с записями по делу, отправилась к машине. В этот час пробок уже почти не было, поэтому я быстро выехала на Первую авеню, позвонила в Лос-Анджелес своей лучшей подруге Нине Баум и оставила ей сообщение на автоответчике в юридической конторе. Я так делала почти каждый день.
Я припарковалась рядом с полицейским участком на Западной 51-й улице и вошла в здание, объяснив дежурному полицейскому цель визита и предъявив удостоверение. Полицейский кивнул и махнул рукой в сторону лестницы. Я поднялась на один пролет и нажала ручку тяжелой металлической двери, за которой находился коридор, выложенный зеленой плиткой. Справа были шкафчики для полицейских, прямо — отдел по предотвращению преступлений, но большая часть этажа (дверь налево) была отведена под кабинеты детективов.
Если вы зайдете в оперативный штаб полиции, где обсуждают расследование какого-нибудь громкого дела, то сможете увидеть сливки полиции Нью-Йорка в действии. Энергия в комнате била ключом: здесь собрались тщательно отобранные члены оперативной группы Петерсона, которые готовились к совещанию, которое должно было начаться примерно через час, как только прибудет начальство. Я осмотрелась, чтобы понять, кто будет работать над этим делом вместе со мной. Подсознательно я уже оценивала их не только как детективов, но и как свидетелей, дающих показания под присягой. Ведь важны не только их навыки ведения расследования, но и умение работать с бумагами и обращать внимание на детали, такие, как, например, основания для ареста. Они должны тщательно собирать доказательства, а не беспечно проходить мимо вопиющих улик.
Помещение убойного отдела походило на муравейник. За двенадцатью столами, сдвинутыми к стене, теснились больше двадцати человек. На каждом столе стояла печатная машинка, два телефона и проволочная корзина для бумаг — пока пустая, но вскоре там окажутся тонны розовых листочков с полицейскими отчетами, известными как бланки 5С для детективов. Наш компьютерный век мало отразился на каждодневной работе полицейских. За двумя ближайшими к двери столами сидели двое мрачных полицейских в штатском. Судя по всему, это были аборигены из 17-го участка, чье рабочее место отдали под оперативный штаб и кого не допустили работать над делом Доген — хотя оно подпадало под их юрисдикцию. Вместо этого их отрядили заниматься рутиной и связями с общественностью. Они смотрели на ворвавшихся к ним детективов так, как Золушка, наверное, смотрела на сестер, пока те наряжались на бал.
Справа от меня был большой «обезьянник» — зарешеченное пространство, где стояла одна деревянная скамья. Туда помещали задержанных, пока им не предъявят обвинение. Когда я приходила в участок на опознание или допрос свидетеля, в «обезьяннике» обычно находились два-три человека, лежащие на скамье или кафельном полу. Сейчас двери клетки были распахнуты, и я увидела там восьмерых: кто-то сидел, другие полулежали, один стоял снаружи, привалившись к решетке, еще один то заходил внутрь, то выходил. По их грязной, разномастной одежде и помятой внешности можно было подумать, что их выгнали из дома призрения. За ними никто не следил, и вид у них был вполне довольный.
За столом в дальнем углу комнаты сидела единственная женщина в комнате, не считая меня. Это была Анна Бартольди, оплот убойного отдела, которой Петерсон, вероятно, велел проследить за детальным ведением протокола этого сложного дела. Фотографическая память Анны вкупе с ее скоростью письма всегда помогали лейтенанту отслеживать сотни отчетов о свидетельских показаниях и телефонных звонках от бдительных горожан, которые вскоре начнут поступать от офицеров, как работающих над этим делом, так и нет. Одной рукой Анна держала трубку, а другой что-то писала в огромном журнале, лежащем на столе. Похоже, она уже отвечала по горячей линии, о которой местные радиостанции объявили час назад.
За спиной Анны была дверь в кабинет начальника отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112