В конце концов, по нашим законам вдова есть «женщина одинокая», а не «находящаяся под покровительством». Она вправе покупать и продавать собственность и даже при желании подать иск в суд лорда-канцлера. Но на деле правильным оказалось мое первое предположение, поскольку, пока мы поднимались по лестнице в столовую, она сообщила, что Пултени-хаус принадлежит ее «соседу» (так она называла его), сэру Ричарду Оверстриту, который «любезно» предложил ей остановиться в его лондонском доме. Жить в Понтифик-Холле стало небезопасно, поэтому она на некоторое время переехала в Лондон: надолго ли, она не могла сказать. Однако, несмотря на опасности, нам с ней следовало встретиться, по ее мнению, для «обмена сведениями».
Понтифик-Холл стал небезопасен? Меня озадачило ее заявление. Что же там за опасности? Может быть, грунтовые воды подмыли фундамент? Или появилась какая-то более серьезная угроза?
— Разумеется, Пултени-хаус был необитаем почти десять лет, — говорила она сейчас, — и его едва ли назовешь вполне пригодным для жилья. Трубы в подземных ходах засорились или дали течь, поэтому у нас нет воды. К сожалению, он выглядит еще более плачевно и негостеприимно, чем Понтифик-Холл. — Она сдержанно улыбнулась, и ее быстрый взгляд в который уж раз скользнул по Агрипповой Magishe Werke , которую я все еще держал в руке. — Пожалуйста, господин Инчболд. — Она кивнула на обеденные блюда — дичь из оленьего заказника, принадлежавшего сэру Ричарду, — которые Бриджет только что подала на стол, — Может быть, приступим? Полагаю, нам есть о чем поговорить за столом.
Пламя свечей отплясывало свой магический танец, а я тем временем рассказывал ей все, что узнал за последние пару дней; вернее, почти все. Я сомневался, что мне следует раскрывать все карты. Я решил ничего не говорить о зашифрованном письме и о моих догадках, связанных с ним. Зато рассказал все о «Золотом роге», о странном аукционе и о докторе Пиквансе, а в заключение — о той огромной стопке каталогов, что я закончил просматривать всего пару часов назад. Однако я заметил, что упоминание имени Генри Монбоддо не вызвало у нее никакого недоумения. В это время мы приступили к десерту, сладкому пудингу. Помедлив немного, я спросил, известно ли ей это имя.
— Конечно, известно, — коротко ответила она и, погрузившись в продолжительное молчание, созерцала свое отражение в выпуклом боку серебряной супницы. Я видел отражения свечи — двух прекрасных огней — в ее расширенных зрачках. Наконец Алетия отложила ложку в сторону и, взяв салфетку, аккуратно приложила ее к губам. — В сущности, — проговорила она в конце концов, — Генри Монбоддо и является той причиной, по которой я пригласила вас сегодня в Пултени-хаус.
— Вот как?
— Да. — Она поднялась из-за стола, и я сделал то же самое — пожалуй, слишком поспешно. От вина у меня закружилась голова. — Пойдемте со мной, господин Инчболд. Я должна показать вам кое-что. Видите ли, я тоже сделала одно открытие, касающееся Генри Монбоддо.
Сначала меня провели по коридору, а затем через маленькую ротонду в спальню. Очевидно, сэр Ричард, по крайней мере, пытался обустроить эту часть Пултени-хаус для своей гостьи, поскольку стены были оклеены новыми обоями, а обстановка комнаты включала кровать с пологом на четырех столбиках, кресло и зеркало, чья покрытая бурыми пятнами поверхность показала мое причудливо укороченное и горбатое отражение, когда я остановился на пороге. Рядом с кроватью на полу стояла дорожная сумка, из которой высовывались небрежно уложенные наряды. Я торчал в дверях, как столб, как деревянный индеец из табачной лавки.
— Пожалуйста, господин Инчболд. — Показав на кресло, она склонилась над дорожной сумкой. Окно было открыто, и я уловил мягкий шорох бархатных штор. — Не желаете ли присесть?
Я направился к креслу и смотрел с тревогой и настороженностью, как она роется в своем сундуке, сначала пробираясь через слой одежды — перед моим взором промелькнули женские сорочки и блузы, сминавшиеся от ее прикосновений, — а затем добравшись до более глубоких отложений. Наконец, найдя искомое, она протянула мне извлеченную на свет Божий пачку бумаг.
— Очередная опись, — пояснила она, присаживаясь на край кровати.
— Такая же, как на Понтифик-Холл? — Мне хорошо запомнился тот документ: шесть удивительных страниц, и на каждой — подписи четырех советников графства.
— Не совсем такая же. Эта составлялась почти на тридцать лет позже. Она включает только книги, как видите. Каталог библиотеки Понтифик-Холла в тысяча шестьсот пятьдесят первом году.
— Непосредственно перед конфискацией имения?
— Да. Перед тем как мы отправились в изгнание, лорд Марчмонт сделал оценку всего содержимого библиотеки. Он собирался продать всю коллекцию. Мы были… стеснены в средствах. Но не смогли найти покупателя. Сложное было время. То есть не нашлось никого, кому бы лорд Марчмонт имел хоть малейшее желание продать нашу коллекцию. Поэтому он задумал переправить библиотеку во Францию. И даже уже договорился, что «Бельфеба», один из немногих военных кораблей, не переметнувшихся к Кромвелю в сорок втором году, перевезет ее из Портсмута через Английский канал. Но его план, конечно, провалился. Недели за две до того, как мы собирались отправить книги из Понтифик-Холла, «Бельфеба» затонула около острова Уайт. Неожиданно налетевший шторм. Но, как оказалось позднее, это кораблекрушение спасло нашу коллекцию. Нет нужды говорить вам, что могло бы произойти в ином случае.
Нужды действительно не было. Множество библиотек, перевезенных во Францию для сохранности на время Гражданской войны, стали собственностью французской короны согласно Droit d'Aubaine , то есть праву наследования имущества после смерти их владельцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149