Какое-то время я вожусь на кухне, готовлю кофе и передвигаюсь медленно и осторожно, опасаясь, что боль вдруг вернется.
Когда я возвращаюсь в гостиную и сажусь, Вив обеспокоено на меня смотрит, но я бодро улыбаюсь и поднимаюсь, чтобы разлить кофе.
И тут я писаюсь.
– Черт! – я резко сажусь на стул и заливаюсь краской.
Мне кажется, что я сейчас разрыдаюсь. Как такое могло произойти? Мне тридцать три года, и это самое стыдное, что случилось со мной за всю жизнь!
– Что такое? Что произошло? – все трое наклонились ко мне, но я думаю лишь об одном: я хочу к маме.
Слава богу, что она здесь.
– Мама! – реву я, и по выражению моего лица она понимает, что мне нужно поговорить с ней наедине.
Все уходят, и я в ужасе смотрю на нее.
– По-моему, я только что описалась, – шепотом говорю я, умирая от позора.
И тут она начинает смеяться.
– Милая, у тебя отошли воды. – Она знающе улыбается и заставляет меня встать, чтобы она могла проверить. – У тебя отошли воды, точно, – произносит она с улыбкой, показывая на стул. – Жидкость прозрачная и совершенно без запаха. Милая моя девочка, пришло твое время, – и в то самое мгновение, как она это произносит, я чувствую то, чего не испытывала все девять месяцев.
Боль, как при месячных.
Марк просовывает голову в дверь.
– У вас все в порядке?
Вив улыбается, и я тоже.
– Марк, началось.
Но у меня такое ощущение, будто все это происходит во сне, будто я произношу эти слова, но сегодня поднимусь наверх и заберусь в кровать рядом с Марком, а завтра все будет в точности как прежде.
– Что началось?
Марк ничего не понимает, и Вив смеется.
– Ребенок.
И тут Марка прорывает.
– О господи. Ты в порядке? Схватки, когда же они должны начаться? Черт, не помню, через восемь минут или через пять? Не двигайся… нет, вообще-то, давай походим и попробуем глубоко дышать, – когда он, наконец, замирает и делает глубокий вдох, я прыскаю со смеху.
– Марк, расслабься! У меня все хорошо. Схватки – это совсем не больно, почти как слабая боль при месячных. Но нужно позвонить в больницу, ведь Триш предупреждала, что есть опасность инфекции.
– Да, да, нужно позвонить в больницу. Я сейчас позвоню.
– Марк, – Вив нежно отбирает у него трубку. – Давай лучше я позвоню.
– Все в порядке?
Папа возвращается в комнату, и Вив все ему рассказывает. Я с изумлением и радостью вижу, что он расплывается в улыбке.
– Мы станем бабушкой и дедушкой! – говорит он, толкая Вив в бок. – Кто бы мог подумать?
– Что они говорят, что они говорят?
Марк суетится, как старая бабка, и меня так и подмывает сказать ему, чтобы он заткнулся, потому что это начинает меня безумно раздражать, ведь обычно он так спокоен. Но я знаю, придется подождать до больницы, прежде чем я смогу как следует оторваться и наорать на него.
– Ш-ш-ш, – Вив слушает, что отвечает акушерка. – О'кей. О'кей. Примерно через час? О'кей. Увидимся.
– Ну что? Ну что?
– Говорят, тебе нужно в больницу из-за риска заражения, но особенно не волнуйся. Можно приехать через час, в самый раз.
– Ничего не понимаю.
Я лежу на больничной койке. Ко мне подсоединили эмбриональный монитор, который показывает, что схватки идут каждые две минуты. Я только что прошла отвратительный внутренний осмотр (клянусь, пальцы акушерки толще долбаного батона салями!), и оказалось, что матка раскрылась всего на два сантиметра, и, возможно, до родов пройдут еще долгие часы.
– Если хотите, можете поехать домой, – говорит врач. – Скорее всего вы будете готовы не раньше завтрашнего утра. Вам сейчас нужно хорошенько поспать, а дома вы выспитесь намного лучше.
– Можно, я останусь здесь? – неуверенно спрашиваю я.
Я ждала девять месяцев, и теперь, когда я наконец в больнице, вся королевская рать не сгонит меня с этой койки.
– А как же риск заражения?
– Если вы будете разумно себя вести, это маловероятно, – отвечает врач. – Выбор за вами, но я бы посоветовала вам ехать домой.
– Я лучше останусь здесь, – говорю я.
Когда Марк и родители заходят в палату, я объясняю им, что, по мнению акушерки, мне лучше остаться в больнице.
Я смотрю на Марка и папу.
– Сразу скажу: когда начнутся роды, видеть никого рядом с собой не хочу. Разве что Вив. Понятно?
– А как же я? – спрашивает Марк.
Он явно обиделся.
– Пока не знаю, – бурчу я. – Посмотрим.
– Нннннннеееееееееееееееееееееееееттттт!
С моего лба стекает пот, и я тужусь изо всех сил, а потом откидываюсь назад. Наконец схватки ослабевают.
И я начинаю рыдать.
– Я не могу, – всхлипываю я. – Не могу.
Мне на самом деле кажется, что я не смогу. Мне не выйти отсюда живой, боль перекрывает все, боль просто ужасающая. Такое ощущение, что мое тело сейчас расколется, как орех, и в данный момент смерть представляется не такой уж плохой альтернативой.
О нет. О дерьмо. Опять началось.
– Давай, Мэйв, давай, Мэйв. Молодец, молодец. У тебя все прекрасно получается. Тужься сильнее. Тужься сильнее. Еще разок, тужься.
Акушерке на вид лет двенадцать. У нее свежее личико, стройная фигурка и нет обручального кольца. Клянусь дьяволом, что она никогда не рожала. Какого черта она делает? Гладит мне плечо, ободряет меня, а сама даже и не подозревает, что я сейчас сдохну, что эта боль хуже ада, и я рожаю не ребенка, а целый мешок крупноклубневого королевского картофеля.
– Не трогайте меня, – шиплю я на нее.
Схватки утихают, Марк наклоняется и вытирает пот с моего лба.
– Ты сможешь это сделать, – говорит Марк.
Он сидит у кровати. Если у меня когда-то и было чувство собственного достоинства, теперь я могу забыть об этом, потому что Марк видит, как я тужусь и напрягаюсь, лицо у меня становится цвета вареного лобстера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111