– Ты маленькая предательница, – сказала Вирджиния Динки по пути домой. Впрочем, это было несправедливо по отношению к собаке, которая явно разбиралась в людях. Она обожала Мэри-Кейт, терпела Тедди-таксиста и ненавидела Барбару. – Что ты думаешь о Кевине? – спросила ее Вирджиния.
Динки радостно завиляла хвостом.
– Что ж, обед так обед, – сказала ее хозяйка.
Перед обедом у Кевина Вирджиния весь вечер думала о Билле. Было трудно представить себе, что после его смерти прошло два года. Он все еще был с ней его присутствие составляло неотъем­лемую часть жизни Вирджинии. И в то же время казалось, что его нет очень давно, потому что за это время многое изменилось. Вернее, изменилась она сама. Ее возвращение к жизни было мед­ленным, болезненным и протекало по принципу «шаг вперед, два шага назад». Но жизнь продолжалась, и Вирджиния училась ей заново, потому что выбора не было.
Она помнила день, когда Лоренс, считая, что поступает пра­вильно, мягко предложил убрать одежду отца. Но Вирджиния не желала и слышать об этом, – Если ты выкинешь его одежду, то выкидывай заодно и ме­ня! – гневно сказала она.
Она привезла весь гардероб Билла в Килнагошелл и развесила его в шкафу, который стоял в спальне для гостей. Но скоро эти вещи утратили его запах. Когда Вирджиния прижимала к себе старый твидовый пиджак мужа, пиджак не пах ничем. Только старым шкафом и тканью, которая больше не касалась сильного, любимого мужского тела.
Укладывая одежду в чемоданы, она плакала. Но решение было правильным. Билл одобрил бы ее, она была в этом уверена. Вирд­жиния была обязана сделать это, как бы больно ей ни было. Ина­че ей следовало бы лечь с ним в одну могилу. В супермаркете она заставляла себя проходить мимо полок с овсянкой, чтобы не быть рабой собственной памяти.
Впрочем, старый джемпер, в котором Билл играл в гольф, все еще лежал в нижнем ящике комода. Она часто вынимала его и прижимала к лицу. Он вызывал воспоминания, от которых на глазах выступали слезы.
Вот и в тот вечер, одевшись, чтобы ехать к Кевину, Вирджиния села на кровать, обхватила джемпер и стала баюкать его, как плю­щевого мишку. Динки, чувствовавшая настроение хозяйки, ле­жала на полу, вытянув лапы, и задумчиво смотрела на нее снизу вверх.
– Думаешь, я сошла с ума? – спросила ее Вирджиния. Потом поцеловала джемпер и снова осторожно положила его в ящик. – Я ненадолго, малышка, – сказала она собачке.
Кевин жил в старом деревенском доме по другую сторону Редлайона. Вирджиния, которая имела немалый опыт в садоводстве, представляла себе щедрую зелень, плетистые розы, обвивающие дверь, большие вазы с растениями по бокам и клумбы с душис­тым табаком. Однако перед домом были только четыре прямо­угольные рабатки гладиолусов, выглядевшие так, словно их раз­били с помощью линейки и угольника. Выглядело это довольно странно.
– Любуетесь цветами? – спросил Кевин, стоявший на крыльце.
– Э-э… да, – солгала Вирджиния. Гладиолусы были единст­венными цветами, которые она не любила.
– Урсула была первоклассным цветоводом. Она сама разбила эти клумбы, а я пытаюсь поддерживать их в первозданном ви­де, – грустно сказал Кевин.
Внутри дом был таким же строгим. Деревянные полы покры­вал узорчатый ковер, на стенах красовались темно-красные обои, создававшие резкий контраст с ковром и бледно-розовым дива­ном. Свободные поверхности были уставлены фотографиями в рамках из белого металла. Все здесь казалось слегка нарочитым, как в голливудской версии викторианского особняка.
Главным украшением комнаты был портрет, висевший над ка­минной полкой. На нем была изображена женщина лет сорока пяти, одетая в синее платье. Она слегка улыбалась, подобно Мо-не Лизе, лицо окружали короткие темные волосы, темные глаза мерцали. Скорее всего, это и была Урсула.
– Я заказал этот портрет на ее пятидесятилетие, – гордо ска­зал Кевин.
– О боже, она не выглядит на пятьдесят, – ответила Вирджи­ния.
Бартон был доволен.
– Урсула.никогда не выглядела на свой возраст. Такие жен­щины навсегда остаются молодыми. Даже перед самым концом она казалась младше, чем была на самом деле. Это замечали все. – В голосе Кевина звучала грусть. Он смотрел на портрет и казался целиком ушедшим в себя.
– Помочь вам на кухне? – бодро спросила Вирджиния.
Кевин сразу взял себя в руки.
– Нет, спасибо, я справлюсь. Надеюсь, вы любите жаркое из ягненка?
– Обожаю, – улыбнулась Вирджиния.
Она с удовольствием тоже пошла бы на кухню и дружески по­болтала с Кевином, пока он будет готовить. Но он явно предпо­читал более официальный стиль общения. Когда Вирджиния по­просила воды, он принес ей стакан в гостиную, где негромко зву­чала грустная фортепьянная пьеса Шопена, и опять ушел.
Вирджиния знала, что ведет себя невежливо, но не смогла про­тивиться соблазну и начала рассматривать фотографии, букваль­но наводнявшие комнату. На большинстве были запечатлены Кевин и Урсула вместе, но попадались и портреты одной Урсулы. Глядя на свадебную фотографию, Вирджиния поняла, что худож­ник польстил натуре. Ее темные глаза были гораздо более узки­ми, а подбородок более тяжелым, чем на портрете. Вирджиния осторожно рассматривала снимок и пыталась понять, смогла ли бы она дружить с этой женщиной. Едва ли можно быть подругой совершенства. Совершенства, дружившего с этой кошмарной Гленис Смарт… Вообще Вирджиния чувствовала себя здесь не слишком уютно. Было ясно, что это дом Урсулы; вернее – ее усы­пальница. Склеп.
Кевин не лгал: он действительно оказался хорошим поваром. Оба ели с удовольствием, болтая о друзьях и знакомых, вспоми­нали забавные истории, связанные с гольфом, и рассказывали друг другу о своей прежней жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154