— Оставьте нас, — приказал он своим гвардейцам.Когда воины удалились, он гордо выпрямился, подбоченился и заорал:— Ну, что скажешь, женушка? Зверюга что надо, верно?Мара склонила голову, из вежливости скрывая дурноту. От трофея пахло столь же отвратительно, как и от охотника; жужжащие насекомые облепили глаза и влажный язык сарката, а с его шкуры сыпалась грязь на чистый пол, только что натертый воском. Чтобы как можно скорее избавиться от вида убитого животного, а заодно и от удачливого охотника, Мара прибегла к лести:— Мой повелитель, победа над таким чудовищем — это еще одно свидетельство твоей отваги и искусства. Пастухи с южных пастбищ станут восхвалять тебя от всего сердца, Банто.Ее супруг ответил с пьяной ухмылкой:— Да пропади они пропадом, эти вонючие пастухи с их восхвалениями! А вот что я тебе скажу: такая голова будет смотреться… просто лучше некуда… если ее приколотить к стене над письменным столом — там, где сейчас висит это выцветшее знамя.Мара успела сдержать невольный протест — не стоило лишний раз навлекать на себя ярость Бантокапи. Хотя знамя, о котором он говорил, считалось одной из древнейших реликвий, напоминающих о победах предков, и в течение столетий украшало кабинет властителя Акомы, Бантокапи не утруждал себя заботой о соблюдении традиций. Он изменял все по своему усмотрению, чаще всего движимый извращенно-злорадным стремлением доказать всем и каждому, что правящий господин Акомы — это он, и никто другой. На Мару накатила внезапная волна скорби… ведь только отчаяние заставило ее вступить в этот постылый брак.— Жена! — хлестнул ее голос Бантокапи. Она очнулась от своих размышлений и смиренно поклонилась, хотя беременность мешала ей сделать это с подобающей грацией. — Я желаю, чтобы из головы сарката изготовили чучело и повесили над моим столом у меня в кабинете. Присмотри, чтобы все было исполнено как следует! А я должен пойти помыться. — Затем, словно неожиданно вспомнив о чем-то, он всмотрелся в полумрак комнаты позади Мары и уставил указующий палец на Мису:— Эй, девушка, ты пойдешь со мной. Мне требуется кто-нибудь, чтобы помыть спину, а мой слуга прихворнул.Миловидная служанка отошла от госпожи. Все знали, что ее услуги отнюдь не ограничатся простым намыливанием и ополаскиванием спины. Она покорно последовала за Бантокапи, который круто развернулся и зашагал прочь, оставив на пороге труп животного, убитого по меньшей мере сутки тому назад и уже источающего зловоние. Усилием воли преодолев мгновенно подступившую к горлу тошноту, Мара подозвала мальчика-посыльного, который до этого момента сидел, притаившись, в дальнем уголке: Бантокапи имел обыкновение награждать его увесистыми тычками каждый раз, когда тот просто попадался ему на пути.— Кедо, пришли сюда двоих рабов из кухни; пусть утащат это в сарай к мяснику. Скажи чучельнику, что ему ведено подготовить голову. Когда он с этим справится, пусть доставит ее в кабинет моего супруга и установит туда, где укажет господин.Служанке — одной из оставшихся с ней — Мара сказала:— Джуна, сейчас же пойди в кабинет, аккуратно сложи знамя, которое висит над письменным столом, и принеси его мне. Я позабочусь, чтобы оно хранилось должным образом.С дробным стуком сандалий умчался посыльный, и служанка поспешила следом. Мара откинула за ухо мешающую прядь волос и вернулась к своим документам. Пусть Бантокапи развлекается со служанками, пусть охотится и разыгрывает из себя воина: его увлечения занимают все время новоявленного властителя, а это и к лучшему. При полном отсутствии у Бантокапи интереса к хозяйственным делам Мара, поневоле прикованная к дому, получала возможность изучать коммерческие документы, ежедневно поступавшие в поместье. В тех пределах, которые установил Бантокапи, Мара продолжала управлять делами Акомы. И училась. День за днем она все больше узнавала о том, что воистину приводит род к величию.Забывшись, она подумала вслух:— Интересно, есть ли у нас новые карты?— Госпожа?.. — отозвалась третья служанка.Мара только уставилась немигающим взглядом на некую неразличимую точку между пергаментами и мордой сарката. В следующий раз, когда ее повелитель отправится на охоту или в Сулан-Ку — для посещения игорных домов или женщин из Круга Зыбкой Жизни, — она поищет в отцовских кабинетах карты. Однако она тут же опомнилась, напомнив себе, что кабинеты больше не принадлежат ее отцу, а отданы во владение супругу, который был для нее врагом. *** Вино расплескалось, раздражающе-красными пятнами расплывшись по скатерти, когда отшвырнутая рукой Бантокапи фляга ударилась о столешницу и загремела среди прочей посуды. Он даже моргнул, словно получил удовольствие от такого свидетельства собственной недюжинной силы; однако его гнев не пошел на убыль:— Женщина, перестань меня допекать!От зычного голоса затрепетали огоньки масляных ламп. Мара спокойно сидела перед супругом, который всего лишь несколько секунд назад самозабвенно, хотя и фальшиво, подпевал двум заезжим менестрелям.— Ты что, не видишь — я наслаждаюсь их искусством! Ты же сама вечно ко мне пристаешь — то чтобы я стихи почитал, то чтобы музыку послушал. Как же я могу ее слушать, если меня всякий раз будут отвлекать?Мара спрятала усмешку. Причина столь неожиданной тяги ее супруга к музыкальному искусству была очевидна: дуэт состоял из пожилого менестреля и его привлекательной дочки, чьи объемистые формы, чисто символически прикрытые коротким облегающим платьем с глубоким вырезом, безусловно, должны были скрашивать впечатление от сомнительных достоинств ее пения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187