Шумное общество Бребана, занятое собственными разговорами и развлечениями, и не замечало назревающей ссоры, тем более, что Марсьяк притворялся подгулявшим.Наскучив всем этим, незнакомец потребовал счет. Когда гарсон подавал ему счет, Марсьяк нашел возможным вырвать эту любопытную бумажку у него из рук.– Хе-хе! Мы не из тароватых, не разоримся на угощение! – захохотал он, проглядев цифры.Как ни велико было терпение незнакомца, как ни серьезны и важны причины, заставлявшие его выносить все эти глупейшие выходки, он не в состоянии был выдержать последней дерзости, и у него тоже сорвалось с языка несколько резких слов.Задиристый нахал ответил новой грубостью, слово за слово, и вспыхнула уже настоящая ссора.Все кинулись в их сторону, переполох произошел страшнейший, один из гарсонов крикнул даже слово «полиция».На лице незнакомца отразилось заметное волнение. Он понизил голос и настолько смягчил интонации, что зрители посчитали ссору прекращенной.Но такая развязка не входила в расчеты Марсьяка, затеявшего ссору. Решив довести жертву до желаемого конца, он нанес ей последний, жестокий удар, разом рассеявший колебания и нерешительность.– Охота вам, господа, обращать внимание на человека, который не намерен дать удовлетворение за нанесенное им оскорбление! – пожал плечами Марсьяк.– Оскорбление?.. Я оскорбил кого-нибудь?.. Вы поддаетесь крайне странному недоразумению, милостивый государь.– Довольно, господа! Стоит ли говорить с подлым трусом! С багровым лицом, сверкающим взглядом вскочил незнакомец со своего места.– Вы грубо оскорбляете человека, вам совершенно неизвестного! – задыхаясь, проговорил он.– В таком случае, вот вам моя визитная карточка, – нахально и презрительно отвечал Марсьяк. – Мое имя – Марсьяк. Позвольте узнать ваше?– Не считаю нужным сообщать его вам.– Почему так?– Да просто потому, что слишком уважаю свою фамилию, чтобы сообщать ее всякому встречному.– Видите, я был совершенно прав, когда сказал, что вы не пойдете дальше.– Ошибаетесь, я не остановлюсь, пока не исправлю вас, сударь.От этих слов, как от удара хлыста, Марсьяк вскочил с места.– Хорошо-с! Экипажи наши у подъезда, а Медонский лес под боком, если только вам угодно будет избрать эту местность, – проговорил Марсьяк, меняя тон манеры отчаянного гуляки на тон светского человека.– Место для меня совершенно безразлично, но я хотел бы покончить с этим как можно скорее, потому что спешу… И притом я здесь никого не знаю.– Укажите, мы отыщем кого-нибудь из ваших приятелей.– В Париже у меня нет ни друзей, ни знакомых, – заметил тот. – Только сегодня ночью приехал я сюда, а завтра утром должен опять уехать.– Да вот, мои приятели могут оказать вам эту пустяковую услугу. Викарио, друг мой, согласны вы быть секундантом этого господина?– Как! Совершенно не зная даже, что он за личность? – изумился Викарио.– Прошу вас сделать это для меня, – настойчиво продолжал Марсьяк.– Пожалуй, я согласен, но ведь нужен еще другой, – проговорил герой контрабанды.– Возьмите Медерика.– Очень благодарен вам, сударь, за оказанную вами услугу, – проговорил незнакомец.– А вы, Карлеваль и Буа-Репон, идете со мною, не так ли? – обратился Марсьяк к двум другим своим приятелям.Те, конечно, изъявили полнейшее согласие.Викарио, хлопнув по плечу горячо рассуждавшего о чем-то в стороне, сильно подвыпившего Медерика, сказал ему на ухо:– Ты знаешь, что Марсьяк должен драться через час?– Что за припадок храбрости! А с кем дерется он? – спросил Медерик.– С субъектом, которого он совершенно не знает. Господина этого мы видим в первый раз, но ты должен быть его секундантом.– Почему бы нет? А кто он такой?– Кажется, американец, только из южных.– Француз должен всегда оказывать поддержку американцу, особенно если он его совсем не знает, – изрек Медерик.Спокойно, без шума вышли все шестеро из зала.Спускаясь по лестнице, Марсьяк шепнул что-то Викарио на плохом испанском языке.Через пять минут, заехав за оружием к Карлевалю, противники уже катили по дороге к Медону.– Я напишу преинтересную хронику, – бормотал заплетающимся языком Медерик. IIДуэль Хорош летом восход солнца в лесу. Веселое чириканье только что проснувшейся птицы. Горячие ласки солнечных лучей, обливающих ярким, ослепительным светом и скромную, стыдливую фиалку, и душистый ландыш, и ароматную листву зеленого леса. Все вокруг ликует и веселится, и этот праздник природы праздником же откликался и в душе человека.Бедняк, растянувшийся на зеленой мураве Медонского леса, испытывал, вероятно, такое же чувство. Сладко потягиваясь и позевывая, он философствовал, нисколько не тяготясь тем, что у него не было квартиры:– Да будь у меня моя прежняя комната в Сен-Дени, я бы не смог наслаждаться этим чудным зрелищем!Подымаясь с сырой земли и расправляя свои онемевшие члены, он прибавил:– Прочь, ревматизмы! Будет еще и ваше время, только попозже… А то, пожалуй, слишком дорого обойдется мне созерцание красот природы. А ведь и хорош же этот Медонский лес!Затем, печально склонив голову, он прибавил:– Хорош-то он хорош, но не для человека, который не ел целые сутки, да и сейчас не знает, будет ли ему хоть что-нибудь перекусить. От воздуха свежего, что ли, так есть хочется? Желудок мой пуст и настойчиво требует немедленного подкрепления. Вот мука! Признайся, мой бедный Фрике, что человек – существо, далеко не совершенное! Увы! Он не может питаться тем, что природа дает ему в сыром виде.Говоря так, Фрике – мы уже знаем его имя – глядел завистливым взглядом на беспечных воробьев, без умолку чирикавших и весело перепрыгивавших с ветки на ветку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13