Он виделся с потомками писателя. Правнук Дефо показал ему последнее письмо автора «Робинзона Крузо». А в Бристоле Уилсон отыскал своего собственного родственника, местного старожила, который поведал ему все тамошние разговоры о Дефо: как Дефо скрывался у них от долгов после первого своего финансового краха, как появлялся он на улицах города, одетый броско, заметно, в шляпе и при оружии, однако появлялся исключительно по воскресеньям: по Христовым дням полиция была бессильна, закон запрещал аресты в праздник. В остальные же дни недели «воскресный джентльмен» (так окрестили бристольцы Дефо) скрывался. Прекрасно все помнили, где и у кого он тогда жил. Сохранились те дома, и более того, нашелся человек, предок которого имел честь сдавать Дефо комнату. Частенько домовладелец и постоялец беседовали. Любил этот постоялец истории послушать. А главное, тот же самый хозяин дома – Марк Уоткинс было его имя – видел на улицах Бристоля странного человека в козлиной шкуре. Ну, догадаться нетрудно, это был Александр Селькирк.
По этому рассказу понятно, чего стоят такие легенды. А стоят все-таки они дорого. Это именно легенды, мифы в классическом смысле слова, то есть не полный произвол выдумки, а некая особая работа памяти, в результате которой создается своя «правда», однако все реальные дистанции в ней, конечно, нарушены. Не исключено, что некий Уоткинс видел и Дефо и Селькирка, но выдает его все та же шкура: как мог Селькирк появиться на улицах Бристоля в «робинзоновом» костюме после своего плавания с Дампьером и Роджерсом? Сомнительно, чтобы Селькирк, всеми силами стремившийся стать «другим человеком», захотел одеться Робинзоном, не говоря о том, что от берега до берега, от островов Хуан-Фернандес до Британии плыли они два года: шкура и та за этот срок могла бы поизноситься. Не исключено, что Уоткинс знал и Дефо и Селькирка, но, как видно, он также читал «Робинзона Крузо» или хотя бы слышал о книге, в соответствие с которой он и старался привести свои рассказы. Сила обратного воздействия книги Дефо на свою предысторию вообще сказывается очень заметно. Даже мемориальную доску моряки поставили на «пещере Робинзона», хотя какая пещера?! Ведь Селькирк жил в хижине, не говоря уже о том, что и острова у них разные… И все-таки, сверяясь с книгой, нашли на Мас-а-Тьерра некую расселину в скале – и увековечили.
Дефо и Селькирк находились в Бристоле в разное время. Дефо вообще о Бристоле даже писал – об уличных беспорядках в этом городе. Биографы не исключают встречи автора «Робинзона Крузо» с Селькирком в Лондоне, но не имела она решающего значения для «биографии моряка из Йорка».
У Дефо весь 1713 год был очень тяжелым. Первый раз за год и третий раз в жизни его арестовали в марте. По смехотворному обвинению в «бегстве от долгов». Одиннадцать дней тюрьмы, пока наконец Гарлей его не вызволил.
«Никогда не думал, милорд, – писал своему покровителю Дефо, – что партийное ненавистничество способно пасть низко до того, чтобы наносить человеку личный ущерб, но имел я случай в том убедиться, ибо, выходя из дома в прошлый понедельник, чтобы направиться на встречу с вашим превосходительством, был схвачен по обвинению в укрывательстве от кредиторов».
Это он писал первого апреля, а уже на другой день его заставили извиняться перед русским посольством за оскорбление в печати Петра.
Долги есть долги, а политический политес есть политический политес. Но что касается долгов, то этот кредитор, от которого он будто бы хотел скрыться, жил даже не в Лондоне, а в Ярмуте, и вообще Дефо называл его «спящим львом»: хотя и может проглотить, но, слава богу, не торопится! А тут вдруг «лев» совершенно неожиданно проснулся и потребовал; вынь да положь полторы тысячи фунтов. И столь же неожиданно успокоился потом, когда вмешался Гарлей, удовлетворившись десятой частью этой суммы. Полтораста фунтов получил и опять уснул. Ясное дело, «льва» тогда разбудили.
Так и с Петром. Да, «Обозрение» позволило себе обозвать русского императора «сибирским медведем». Но Дефо ведь о Петре и по-другому писал. Называл его «неутомимым правителем». А тут вдруг обиделись! Почему же раньше не обижались, когда «господии Обозрение» прямо говорил, что считать Петра своим героем все-таки не может, ибо «неутомимый правитель» делает все «по-зверски»? Понятно, в Ярмуте разбудили «льва», а тут специально, подсунув в русское посольство «Обозрение», раздразнили «медведя».
Не успел Дефо уладить дело с долгами и дипломатами, как в ночь с десятого на одиннадцатое апреля его арестовали вновь, в четвертый, а может быть, даже в пятый раз – по обвинению в «государственной измене».
Повод – те самые памфлеты с ошеломляющими названиями: «А что, если королева умрет?» – «Вдруг придет претендент?» Насколько обвинение было просто придуманным, говорит тот факт, что судья сначала никак не мог сориентироваться, где доказательства какой-либо вины.
Но судья, сочетавший в себе отсутствие большого ума с наличием мелкой хитрости, нашел выход. У него имелись к Дефо свои претензии. Судья был тот самый, пожалевший, что Дефо можно посадить в тюрьму и даже повесить, но, увы, нельзя четвертовать. Во измещение своих собственных «убытков», то есть нехватки полной свободы поступить с подсудимым так, как ему того хотелось бы, судья издевался и унижал Дефо до такой степени, что тот в конце концов подал жалобу. Тогда за такие жалобы предварительное заключение ему заменили тюрьмой. Пришлось перед судьей извиниться. Потом этот верховный судья по имени Паркер, он же лорд Маклсфилд, так заботившийся о своем оскорбленном достоинстве, за присвоение казенных денег и нарушение законов был оштрафован на тридцать тысяч фунтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90