Он и сейчас, не отрывая руки от бумаги, поднял глаза… Это еще что за новости! Жеребец трубил призывным ржанием. Не тем, что в ненавистнической книге этого Свифта передано как «гуингнгм» (это ржанье спокойное, довольное, что-то вроде похохатыванья, когда приученный конь берет сахар с ладони или же просит овса). Тут жеребец трубил. Что за притча? Больше лошадей туда пускать не разрешалось.
Но вопреки давно установленному обычаю чей-то конюх прямо навстречу коню Дефо вел какую-то мухортую лошаденку. Ах, разбойник! Спокойно работать не дадут…
Пришлось бросить перо. Взять палку для опоры нравственной и физической и припуститься наперерез нарушителю.
– Э-эй! – взывал Дефо, поспешая что было сил. – Я тебя! Куда прешь?
Но конюх, не обращая никакого внимания на окрик, продолжал свой разбойничий путь. А жеребец, понятно, сам устремился ему навстречу, вернее, четвероногой серо-бурой обольстительнице.
«И масть-то расподлая!» – думал Дефо. Он любил рыжих или уж на крайний случай светло-гнедых. Но дело не в масти, а в принципе! Истинный любитель и знаток со своими пристрастиями совладать сумеет, если увидит в лошади настоящий класс. А это что за грабеж среди бела дня? А ну как эта приблудная кобылешка сейчас, капризничая, по поге его коня заденет! Или еще хуже того, окажется она…
– Остановись! – кричал Дефо.
Конь дорог был ему не меньше, чем Робинзону попугай – друг в скитаниях и одиночестве. На этой лошади он всю Шотландию изъездил. Сколько раз уносил его верный конь от преследователей. И потом что за шалости? Лошадь приобрести – это даже не домишко какой-нибудь построить. Сам Шекспир пешком ходил. Пешком ходил и писал: «Взять меньше королевства нельзя за порядочную лошадь!» А цены на лошадей, что тогда, что теперь, высоки были. Шекспир, ведь он уж на что высоко поднялся, королевской труппой заведовал, а лошади не имел. Вот у него, у Даыиеля Дефо, как у джентльмена, и дом и лошадь, а тут еще какие-то лезут со своими…
– Ты чей? – требовал у конюха Дефо, подбежав ближе и тяжело дыша.
Конюх не пожелал ответить, полагая, что дело сделано, коль взъярившегося жеребца от кобылки уже нипочем не отогнать. Он безучастно смотрел на Дефо, вроде бы и не понимая, чего тот ропщет. Смотрел взглядом непросвещенной тупости, с какой всю жизнь «чистопородный англичанин» вел борьбу. Разил эту тупость, где бы она ни выказывала себя. В заплывших глазках нажившегося на заморских негоциях купца или выжившего из ума, но все еще восседающего в должности вельможи. А это никудышный конюх. Безрукий рвач и барином избалованный стервец, это же на взгляд знатока сразу видно. Как он лошадь ведет?! Да он же ей самой того гляди язык оторвет чавкой. Какой-то полудохлой кляче чавку надел… Трус… Да порядочный конюх, за которого другой бы и лошадь дал, ту же самую штуку разве бы так продел?
– Ты чей? Ты чей? – требовал Дефо, размахивая палкой, однако не на конюха (не до него!), а на жеребца.
Жеребец голосил вовсю, будто обращаясь к хозяину на свой лад: «Что же ты мешаешь мне? Да пойди ты прочь!»
Дефо не уступал. Автор «Приключений Робинзона» на все знал верные приемы. Легкими ударами стремился попасть он жеребцу по кожице у паха, отчего (он знал) крайнее его возбуждение пройдет. И в самом деле, конь как бы хрюкнул и утихомирился.
Тогда пришла очередь конюха для расправы.
– Чей ты? – вопрошал Дефо с пафосом проповедника, вещающего о страшном суде.
– Мы капитана Витьевы, – наконец выговорил конюх.
– Отправляйся, откуда пришел, со своей… А я с хозяином твоим еще поговорю.
И правда, в местном приходе вскоре разбирался иск Де Фо относительно убытка, нанесенного при попытке незаконного прелюбодеяния жеребца гнедой масти, принадлежащего означенному Де Фо, и бурой кобылки капитана Витти. Ввиду неполного состава преступления Дефо готов был удовлетвориться половинным штрафом.
Дело началось. Задвигались бюрократические пружины. Подняты были бумаги.
– Позвольте, – сказали Дефо в магистрате, – какой вы еще уплаты требуете, когда вы сами в долгу перед приходом?
Ах, он совсем забыл (так сказать, «забыл»), что не внес очередного пая в счет отступного: вместо повинностей трудовых и военных можно было откупиться.
– Уплачу, уплачу незамедлительно! – забормотал Дефо.
– Ладно уж, ради такого случая вы, как сами потерпевший, платите тоже половину.
Тем конфликт и кончился, оставив имя Дефо в одной из официальных бумаг конца 1720-х годов. Благодаря этой распре мы знаем, когда находился он в Ньюингтоне.
Здесь спорил и ладил он с соседями, здесь создавался «Робинзон».
Поспорил – вернулся за письменный стол. Размял пальцы. Взялся за перо. Перо побежало.
В поисках каких-то справок Дефо стал разбирать старые свои бумаги, и взгляд его упал на пожелтевший от времени листок. Один из тех, что едва не стоили ему жизни когда-то.
«Что за противный вид у этого субъекта… Весь в бородавках, морщинах…»
«Что ж, теперь вполне похоже, – решил про себя Дефо. – И глаза выпученные, и бородка тощая, и шея шелудивая. Ну челюсть как бараньей была, такой и осталась. Н-нда-а, вид для обозрения поистине непривлекательный…»
Своим чередом стали приходить к нему воспоминания того времени: шум толпы, позорный столб, па котором он запомнил все сучки. Однако работа ждала своего окончания.
ЯВЛЕНИЕ ПРИЗРАКА
Одну за другой в 1726–1727 годах написал он подряд три книги: «Политическая история дьявола», «Система магии» и «Очерк по истории и существованию привидений». «Нас уже мало интересуют подобные вещи, но в то время они привлекали всеобщее любопытство», – писал биограф Дефо Томас Райт в 1931 году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90