— Что? — спросил он. — Что это?— Пуговица, — ответил я. — Если уж вам непременно нужно что-то крутить — крутите эту. Я вам ее дарю.— Спасибо… В милицию, говорите вы? Мафия, голубчик! Все повязаны. Круговая порука! Вы видели, на чем ездит эта проститутка Виктория? На джипе, Андрей Викторович!— А при чем здесь Виктория?— Ее папочка — начальник милиции N-ска. На какие шиши начальник милиции подарил доченьке «лэндкрузер»?— Папа Виктории — начальник милиции? — изумился я. — Генерал-майор?— Майор. Без генерала. Сволочь.Дочь — проститутка. Мафия.— Ладно, — сказал я. — Хорошо. Хорошо, я все понял. Но от меня-то вы чего хотите, Юрий Львович?— Вы же криминалист, дела раскрывали. Пойдемте — разоблачим этого Танненбаума. Припрем его к стенке, заставим вернуть украденный бинокль!«Ну, это уж слишком, — подумал я. — Это уже просто бред какой-то. Может, сплавить Юрия Львовича в надежные руки Коли Повзло?» Я оглянулся. Коли нигде не было.— Вот что, Юрий Львович, я вам скажу. Как я понял, никаких фактов, свидетельствующих о возможной причастности господина Танненбаума к кражам, у вас нет. Так?— Есть! воскликнул хроникер. — Еще и как есть!— Какие же?— Во время обеда я видел его возле своей двери. Что-то он вынюхивал.— Ну, знаете ли… несерьезно.— Вы отказываетесь мне помочь?— Разумеется, — ответил я, подводя черту под нашим разговором.— Зря, Серегин, — бросил мне в спину Юрий Львович. — Вы в этой истории самое заинтересованное лицо. Вы еще пожалеете.
* * * — …Вы в этой истории самое заинтересованное лицо. Пожалеете.Я остановился. Я обернулся к хроникеру и… взял его за пуговицу. Он мне уже изрядно осточертел, но его последние слова…— Что вы имеете в виду, Юрий Львович? — строго спросил я.— Что имею, то и введу… хе-хе…— Прекратите. Что вы имели в виду, когда сказали, что я самое заинтересованное лицо?— Пуговицу отпустите.— Не отпущу. Колитесь, Юрий Львович, что хотели сказать. За базар, как говорится, надо отвечать.— Замашки у вас, однако… Неинтеллигентно, Андрей Викторович.— Ну не всем же светской хроникой заниматься… Колитесь.Юрий Львович повертел головой по сторонам и злорадно сказал:— В кражах-то вас подозревают.— Меня?— Ну, не вас лично, а вообще — вас, питерских. Вашу банду.Сказать, что я был удивлен — не сказать ничего. Я даже пуговицу из рук выпустил.— Вас, вас, Серегин. Вместе с вашей шайкой… хе-хе…— Но почему? Объясните почему?— Потому, что вы приезжие. Все остальные — свои. Мы не первый раз сабантуйчики-междусобойчики проводим.И никогда ничего не пропадало. Все друг друга знаем. Все всегда достойно, интеллигентно. Бонтонно… А вы из северной столицы приехали и — нате, пожалуйста! — кражи. Кроме того, Танненбаум раскопал, что вы срок мотали. Каково?Вот и пошли среди наших разговоры. Танненбаум же их и подогревает.— Понятно, — сказал я. — А где сам господин Танненбаум?— Черт его знает. Наверное, у себя, в своем барском коттедже. Оторвался, сволочь такая, от коллектива. Жирует.
* * * В окнах шале, которое занимал Женя Танненбаум, горел свет. Едва слышно доносилась музыка. «В гости» к организатору нашего семинара мы пошли втроем: я, Повзло и Юрий Львович. Хроникера я брать не хотел, но избавиться от него не представилось возможным. Я был разгневан и шел к Танненбауму объясниться…А Юрий Львович шел его «разоблачить».Ну — ну…Я постучал в дверь. В вечерней тишине звук разносился далеко. Казалось, он достигает луны… Я снова постучал. Послышались шаги и затем голос Танненбаума:— Кто?— Откройте, Евгений Кириллович, — агрессивно рявкнул Юрий Львович. — Общественность.— Обще… Какая еще общественность?Я сплю. Я устал. Все — утром.— Врете, не спите. Откройте прессе.— Да что вам нужно? Я… не одет.— Глупости какие говорите, — пролаял Юрий Львович. Слова вырывались вместе с облачками пара. — Женщин тут нет.Я понял, что препираться через дверь можно долго, и решил вмешаться:— Евгений Кириллович, есть серьезный разговор. Извольте нас впустить.— Это вы, Серегин?— Я. И не только я. Со мной мои коллеги. Откройте, нам нужно поговорить.— А зачем с вами эта старая сволочь?— Это кто, извините, старая сволочь? — взвился Юрий Львович.— Спокойно, — сказал я. — Так вы собираетесь нам открывать?— Открою, — после паузы ответил Танненбаум. — Подождите минутку, я хотя бы оденусь. Я вас не ожидал. Я нездоров.Мы стояли на крыльце. Настроение было довольно-таки поганым… А каким же оно должно быть в такой ситуации?Юрий Львович вдруг быстренько соскочил с крыльца и убежал за угол дома.Я подумал, что ему приспичило помочиться, и ошибся. Секунд через тридцать возбужденный хроникер вернулся и зашептал:— Он! Точно он! Я в щель между шторами подсмотрел: что-то он в стенном шкафу подшустрил… поди — улики прятал. Перепуганный — сам с собой говорит. Щас узнаем, щас правда-то вся вылезет.Я молчал, смотрел в сторону. Было очень противно. Снова раздались шаги, распахнулась дверь, и лысый шар танненбаумовской головы блеснул в проеме.— Прошу вас, коллеги… Не ждал, не ждал.Первым вперед рванулась «старая сволочь». Поравнявшись с Танненбаумом, Юрий Львович остановился, пристально посмотрел ему в глаза и сказал:— Хе-хе, дружище… Видим, что не ждали.Один за другим мы вошли в гостиную.Все здесь было так же, как в моем шале:«Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым». Вымпелы, почетные грамоты, бюст Гагарина на телевизоре…— Чем обязан, господа? — спросил Танненбаум. — Я, признаться, нездоров и намеревался лечь спать…— У нас есть к вам, Евгений Кириллович, несколько вопросов, — сказал я.— Если я смогу на них ответить…— Сможете, дорогой, сможете, — штопором ввинтился между мной и Повзло Юрий Львович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13