Конечно, лучших. С кем попало он бы с гор не спустился~
Орлов зябко поежился. Встречаться с Терразасом не хотелось. Хотелось как можно быстрее покинуть Юкатан. В любом направлении.
Скорее всего, в таверне сейчас отсиживаются несколько рыбаков. Надо угостить их и разговорить. Здесь не Техас. Здесь не заключишь контракт за пять минут. Понадобится час-другой задушевной беседы, чтобы кто-нибудь соблазнился легким заработком. Орлов был готов заплатить любые деньги, лишь бы поскорее исчезнуть отсюда. Но на веслах далеко не уйдешь, значит, надо будет ждать ветра.
– Черт бы побрал этот штиль, – пробормотал Орлов. И без малейшей надежды обратился к моряку, сидящему в шлюпке: – Добрый день, сеньор. Пассажира возьмете?
Старик мрачно глянул на него и ничего не ответил.
Орлов подумал, что тот, возможно, не понимает испанского, и повторил вопрос по-английски.
Старый матрос глядел по-прежнему мрачно. Но все же ответил нехотя:
– Я не капитан.
– А как бы с капитаном поговорить?
Орлов присел на доски, свесив ноги с причала, и достал кисет с трубкой и табаком. В ответ на его молчаливое предложение старик отвернулся:
– Не курю.
«Бесполезно», – понял Орлов. Придется идти в таверну, уговаривать рыбаков. Кстати, там можно будет и выпить. Ему настоятельно требовался сейчас хотя бы глоток текилы или рома.
С берега раздался свист. Орлов оглянулся и увидел второго матроса, вышедшего из таверны с бочонком на плече. Ступив на причал, он опустил бочонок на доски и покатил его перед собой.
Ему было слегка за тридцать. Сухощавый и жилистый, с обветренным лицом и выгоревшими на солнце русыми волосами, он был похож на скандинава. Под просторной рубахой перекатывались бугры мышц, когда он, гибко склонившись, подталкивал и направлял непослушный тяжелый бочонок.
«Да они иностранцы, – понял Орлов, непонятно чему обрадовавшись. – Шведы или голландцы, вот почему старик не понял меня сразу. И говор у него особенный. Точно, шведы. Эх, жаль, не знаю по-ихнему ни словечка~»
Но оказалось, его сожаления были преждевременными. Подойдя к лодке, молодой матрос заговорил не по-шведски, и не по-голландски, и даже не по-английски.
– Принимай водицу, Петрович, – сказал он на чистом русском языке. – С кем ты тут балясы точишь?
– Да чудак какой-то. В пассажиры просится, – отвечал старик, ловко укладывая бочонок на дно шлюпки.
Молодой матрос цепко глянул на Орлова. Взгляд его слегка задержался там, где под рубахой пряталось оружие.
– Пассажиров не берем, – сказал он по-английски.
«Быстро же он распознал, что я не из местных, – подумал Орлов. – Да, я не местный. Очень не местный».
Он вытер вспотевший лоб рукавом и сказал негромко:
– Братцы, не выдайте. Нельзя мне тут оставаться, никак нельзя.
Заслышав русскую речь, моряки переглянулись.
– Откудова будешь? – спросил дед.
– Долго рассказывать. Вот возьмете на борт, все расскажу, – пообещал Орлов. – Не выдайте, братцы. Заберите меня отсюда, а с капитаном я договорюсь.
– Это вряд ли, – сказал дед, глянув на своего молодого товарища. – Не станет капитан из-за тебя курс менять.
– А я и не прошу курс менять. Мне, братцы, все равно, куда вы идете.
– Матросом пойдешь? – спросил молодой. – До первого порта?
– Пойду, – согласился Орлов, прикинув, что после Юкатана первым портом для небольшой шхуны вряд ли окажется Мельбурн или Гавр.
– Садись на весла, – приказал молодой. – Посмотрим, какой из тебя матрос.
– Эх, Кирила Андреич, – недовольно проворчал старик, пропуская Орлова к веслам. – Хоть ты и капитан, а скажу тебе прямо. Погубит тебя доброта твоя, погубит, попомни мое слово.
Молодой капитан уселся на банку[1] рядом с Орловым, поплевал на ладони и взялся за весло.
– У меня вахту некому стоять, – сказал он, глядя, как старик, отвязав конец от причальной сваи, бережно его сворачивает. – У меня на весла посадить некого. У меня команды-то, ты да я, да мы с тобой. А ты говоришь – доброта. Не по доброте, а по выгоде поступаю.
– Мне жалованья не нужно, – сказал Орлов, – я и заплатить готов.
– Сочтемся, – кивнул капитан. – Меня Кириллом зовут. По-американски – Крис. А ты кто?
«Брукс. Джеймс Брукс», – едва не сорвалось с языка.
– А я – Орлов, – сказал он.
Как только шлюпка отошла от причала, он увидел, что две лошади бродят по берегу, а по обрыву спускается всадник в белом сомбреро.
– Не части, не части! – сурово прикрикнул старик, вытирая с лица брызги. – Рвение свое на вахте покажешь. А грести надо гладко, ровно!
Орлов кивнул и чуть умерил пыл. Шлюпка, разрезая зеркально гладкую воду, ходко удалялась от берега.

2

О матросском деле он имел довольно смутные познания, почерпнутые из встреч с морскими офицерами. Орлов знал, что веревочная лестница, по которой он поднялся на борт шхуны, называется штормтрапом. Знал, что вместо «запада» и «востока» у моряков «вест» и «ост». Эти сведения, возможно, пригодятся, если его поставят нести вахту у штурвала. А еще он вспомнил, что самая дурная вахта – с полуночи до четырех часов утра. Ее называли «сучьей», «кладбищенской», «пропащей», а еще – «длинной», потому что двести сорок предрассветных минут тянутся гораздо дольше, чем те же четыре часа в любое иное время суток.
Кроме того, он умел готовить морские напитки, то есть смешивать грог и варить пунш. Правда, эти навыки вряд ли пригодятся ему на шхуне.
Ему довелось трижды пересечь Атлантику, и только в первом рейсе он почти все время провел на палубе, а позже вылезал из каюты, только чтобы добраться до буфета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16