Лаоклейн свернул бумагу. Он внимательно посмотрел на посланника, выражение его лица не изменилось.
– Как тебя зовут?
– Балтаир, милорд.
– Тогда, Балтаир, поешь и отдохни. Будь готов отправиться в путь на рассвете. У тебя будет мой ответ.
Многие посмотрели с любопытством, но только Дункан заговорил:
– Опять ты понадобился Джеймсу?
– У Джеймса секретное дело ко мне. Что должно быть сделано, я сделаю.
– На границе было бы спокойно, если бы не набег Райланда, а затем его отступление, – с вызовом сказал Дункан. Он хитро взглянул на Дару.
Злость вспыхнула в Лаоклейне. Он сдерживал себя.
– Было бы глупо с твоей стороны думать, что отступление лорда Райланда – это его последний шаг. Он собирает силы вместе с Овеином из Тарана, и едва ли они признают поражение, пока хоть один из них будет жив.
– Нужды бы не было, если бы не девчонка! Она – проклятие нашего дома.
– Замолчи! – Рев Лаоклейна был подобен грому, прогремевшему в комнате с высоким потолком. Он остановил движение, разговоры и волынку. – Леди Дару привезли сюда силой и держат здесь тоже насильно. Вини тех, кто виновен, если не можешь сдержать свой поганый язык. Ты будешь отрицать это, говорить, что это неправда?
– Нет, но и твоя ослиная ярость не заглушит мою правду! Отошли эту лисицу в ее логово, и ее род больше никогда не причинит нам горя!
В тишине, последовавшей за этим взрывом старика, угрожающе прозвучал злой рев Гервалта. Ответ Лаоклейна был более убедительным, чем гневным.
– Дара Райланд теперь моя, что бы ни случилось. Если кто-нибудь надумает отобрать ее у меня, он погибнет.
Он протянул руку. Дара, повинуясь, встала рядом с ним. Ее холодная хрупкая рука лежала в его руке. Она со своей гордой осанкой казалась маленькой рядом с ним, высоким и широкоплечим. Он был воплощением власти. Он решал: уничтожить ее или защитить.
Тем, кто смотрел на них, казалось, что они находятся в согласии, но на самом деле между ними все еще продолжалась борьба. В них кипела страсть, они были своенравны, и оба были людьми с сильной волей. Соперничество крови и верности – шотландской и английской– было отброшено в сторону, но мира между ними не было.
Их спальня в эту ночь не была раем – нельзя было пренебречь приказом Джеймса.
Уступив ее мольбам, Лаоклейн дал Даре прочитать послание.
Она постепенно цепенела, когда ее глаза быстро пробегали по документу, написанному в решительном тоне.
– Он тепло приветствует тебя и просит вернуть меня в Чилтон. Это не подлежит обсуждению.
Он встал у камина, плечом уперся в его обшивку. Она села на скамью рядом с ним. Голова наклонилась над свитком, лежавшим у нее на колене, а Лаоклейн видел только ее волосы теплого бронзового цвета.
– Джеймс говорит мне только о том, чего хотят твой брат и дядя. Только о том, о чем ты умоляла, за что ты дралась некоторое время тому назад. Неужели твое сердце не изменилось? Ведь Чилтон – это не все, чего ты желаешь?
Дара взглянула на него:
– Ты бы хотел этого, милорд?
– Я не желаю лживых заверений.
– Их не будет. Ты доказал всю власть надо мной, тебе нужна была не моя преданность. – Ее взгляд снова упал на свиток, который она от волнения мяла. – Я не меньше тоскую по своему брату. Я так люблю его и не могу, чтобы его любовь ко мне погибла. А мое унижение убьет ее.
Она замолчала, волнуясь. Дара знала, что между ними нет больше согласия, как это было раньше. И все же она не могла сказать ему о том, чего ждала от него. Ведь Лаоклейн ничего не обещал ей, не брал на себя никаких обязательств, но упорствовал в своем решении держать ее у себя, несмотря на последствия. Она становилась день ото дня все ранимее и, несомненно, привязывалась к нему.
– У тебя нет стыда.
Она взглянула на него и пожала плечами, сказав:
– Ничего не стоящая похвала.
Его лицо напряглось.
– Не имеет значения. Ты потеряна для Англии и твоего брата.
– Ты не повинуешься своему королю?
Он улыбнулся ее недоверию и с усмешкой сказал:
– Я не выпускаю из рук того, что принадлежит мне. Несмотря ни на какие авторитеты. Не бойся, Джеймс поймет мое оправдание.
– Ты уверен? Твое неповиновение вызовет войну на границе. Он не может желать этого. А я не хочу бойни Овиена, невозможно описать то, что он натворит. Будет гораздо лучше, если я уйду до того, как они придут.
– Ты не можешь, ты дала обещание. Кровопролития не избежать, даже если ты уйдешь. Я буду искать тебя, и конец будет тот же самый.
Она побледнела, услышав это зловещее предостережение.
– Почему? Я тебя не люблю. Неужели ты продолжаешь борьбу из-за гордости?
– Разве это не причина для мужчины?
– Нет! – Она вскочила. – Некоторые дерутся за честь, правду и справедливость.
Он схватил ее за руки.
– Все это не больше чем гордость.
Его поцелуй был крепким, и их желание, сначала нерешительное, вылилось в страсть. Забыв о своей преданности разным королям, разделявшей их, Дара и Лаоклейн потянулись друг к другу, пренебрегая всем, кроме настоятельного желания их тел. От его прикосновения желание вспыхнуло и наполнило ее, подобно вину, которым наполняют сосуд.
Обнаженная, ощущая прохладу простыни, она изогнулась навстречу его губам, теплым и сладким. Тихими беспомощными стонами она ободряла его. Ее рука нежно ласкала его лицо. Порыв безрассудства. Она билась в его объятиях, пока, наконец, последнее болезненное содрогание не соединило их в одно целое.
Но даже в таком состоянии они не могли отойти от реальности. Они были врозь, хотя их тела соприкасались. Нет, прильнули друг к другу. Она ощущала тяжесть его ноги на своей, тугие мышцы на мягком шелке ее бедра. В полумраке комнаты его лицо скрывало все его секреты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83