! Тега, язви тебя!! Фельшер, паскуда! Поймаю — весь хвост по волосине выдеру!!
А во вторник… да, во вторник вечером Егорушка пришел домой слегка навеселе, выкушал еще стопочку за ужином и уснул с оглушительным храпом. Однако успел заметить супружнице, что «калитка, ядрена вошь, опять нараспашку!».
Анна даже спорить не стала — дождалась, пока хмельной муженек заснет, а сама с чистым сердцем уселась к телевизору. За ним и задремала. Разбудил ее дикий вопль:
— Анна!!! Росомаха, язви тебя в коленку!!! Где птиц?!! Фельшера вчера сыскала?!! Глянь — ужо утро синее, а нашего павлина еще дома нет!! Кто его выпустил?!! Витька приедет страусиху привезет, а что мы ему скажем?!! Ты знаешь, сколь денег он за этого страуса отслюнявил?!! Не знаешь?! Тода быстро одевайся и беги за птицей!!
Несчастной женщине ничего не оставалось, как одеться и бежать кричать питомца.
Утро было раннее, еще и не рассвело как следует, так только чуть посинела небесная гладь да стали четче вырисовываться окна на домах. Но Анна никого не боялась — сюда к ним редко чужих заносит. Она тряслась по сырой траве и привычно звала:
— Тега-тега-тега-тега!! Тега, холера тя задери!! Иди, хлебушка дам, чтоб тя волки уперли! Фельшер!! Фельшер!! Поймаю — суп куриный из тя изготовлю, вот ей-богу!
В лесу, недалеко от реки, ей послышалась какая-то возня. «Несется, голубчик», — подумала Анна и стала тихонько продвигаться навстречу. То, что она увидела…
— Вы знаете, я никому не говорила — не поверят, — понизила голос до шепота Малаиха. — А вам нужно рассказывать?
— Нам все нужно, — мотнула головой Аллочка и придвинулась ближе.
Гутя тоже склонила голову чуть не до самого носа рассказчицы.
— Так и вот, — продолжала Малаиха. — Вижу, возле куста какая-то куча ворочается. Я грешным делом подумала, что это собаки мово Фельшера задрали, кинулась к им-то, а возле кучи фигуры скачут, ненашенские, и больно на чертей похожие. А рядом две девки в белых сорочках топчутся. Жуть прям.
— Боже мой, страсти-то какие! — охнула Гутя и прикрыла рот ладошкой.
Малаиха и сама вытаращила глаза от ужаса и зловещим шепотом продолжала:
— А то! Меня так всю и скорежило! Стою — дыхнуть боюсь. А потом чую — кто-то меня за плечо, от сюда вот щиплет.
— Уи-и! Вы на себе-то не показывайте! — поросенком взвизгнула Аллочка. — Меня б кто ущипнул, я б обос… обособленно себя всю жизнь вела.
— Аллочка! — шикнула на нее сестра. — Ну и кто это щипался-то? Севастьян?
Рассказчица выпрямилась, передохнула и помотала головой:
— Не, я обернулась, а это Фельшер мой. И мне, вот знаете, как-то нестрашно стало. Я его на поясок и к дереву, а сама к той куче продираться стала. А ужо хошь и светает, а темно. Тут глядь-те скакуны-то меня увидали и бежать! Токо один этот мужик и остался. Он никого не увидал, так и валялся мертвый.
— Он же еще немножко живой? — не поняла Гутя.
Рассказчица окончательно освоилась, ухватила многослойное печенье и с полным ртом продолжала:
— Так мне там кода разбираться-то? Я ить думала, он ужо того… помер. Но не бросила его, нет. Веток наломала, его взгромоздила, и мы с Фельдшером его волоком доперли до самой деревни. А тут как раз Маруська Коза в уборную выскочила. Она у нас такая… язык у ей поганый, все сплетни ее. Ну и заметила, что я тащу кого-то. «Ой! — орет. — Никак Егорушка в дым ужрался!» А я ж чего на родного мужа-то наговаривать стану? «Гляди, говорю, Фельшера искала, а тут мужука нашла. Глянь, говорю, ежли не веришь. Небось из городских кто потерял. Вчерась-то на даче вон как с ума сходили, мясами всю ночь трясли». Это я про вас ей. А она мигом подсчитала, что из вас деньги выудить можно, и ну причитать: «Давай его ко мне переташшим, на кой он тебе, дохлый-то, нужон, добро б целай». А мне и правда без надобностев. Мы к ей и переташшили. Я, правда, никак уснуть не могла, к соседке вашей сбегала да попросила, чтоб, значит, она вам дала знать, может, кто из ваших потерялся. А вы потом ужо сами и нарисовались.
— А соседка только сегодня позвонила, — надула губы Гутя.
— М-да… Так вы говорите — черти незнакомые? — задумчиво скребла затылок Аллочка. — А чего в них такого… чертячьего?
Малаиха хлопнула себя по бокам.
— Ну а кто ж ишо?! Токо они, кому ж надо по ночам с волками-то шарахаться?
— А может, это кто из ваших, деревенских? — предположила Гутя.
— У нас в деревне всего три мужука — мой Егор да два деда. Да пять бабок. Я ить тута всех знаю. Наших бабок с дедками попробуй-ка заставь прыгать — рассыпются, костей не соберешь! А там скакали… весело как-то скакали. Точно вам говорю — нечисть! И башки таки патлаты, у нас таки прически не носют.
— А не могло это вам показаться? — допытывалась Гутя.
— Ага! Чего эт мне покажется? Я ж не пью вовсе. А эта нечисть-то потом ишо бежала долго на ногах-то. Прям в туман и унеслась.
В таком ключе беседа продолжалась еще полчаса. Ни Гутя, ни Аллочка больше ничего не выяснили. А в дверях уже маячила Светлана и знаками показывала, что с заданием она справилась — деревенские активистки благополучно удалились.
— Ну и что ты думаешь по поводу нечисти? — уставилась на сестру Аллочка, когда Малаиха отправилась кормить Фельдшера, прихватив в качестве подарка длинный батон. — Может, и правда черти?
— Да какие там черти, — отмахнулась Гутя. — Я думаю, нам все равно надо дождаться, когда Севастьян придет в сознание, а там и выясним, что у него за дела с местными лешаками. Меня нот другое волнует — если Севастьян все это время провалялся под кустом, кто мог звонить от имени его секретаря?
— Какого секретаря? — насторожилась Аллочка. — Так, гражданочка, этот момент осветите подробно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12