Натка открывает красивую книжку, которую недавно купил ей отец, и принялась листать страницы.
Входит мама с узелком в руках. Тихоня и Натка тотчас исчезают. Мама, не раздеваясь, проходит к голландке, греет озябшие руки. Затем раздевается и развязывает узелок. Из маленького кулечка она берет несколько конфеток-подушечек и протягивает мне. Все-таки хорошо, что зима, мама хоть часто бывает дома. Вот еще бы нам дров побольше, тогда б мы могли целый день держать в голландке огонь. Это так здорово - сидеть у пылающего огня. Мама почти никогда не ругает меня, не обижает, как это делают Ольга и Федя. Она даже делится мыслями со мной, как со взрослой. Вот и сейчас подсела ко мне у голландки и говорит:
- Послушай, Татуня, что расскажу. В магазине встретила Васиного учителя Семена Николаевича. И хвалил он Васю, и ругал. Говорит, калгашка у него кумекает. В классе мог бы среди первых быть, если б занимался и не пропускал занятия. На днях сочинение писали на тему: "Ради чего я живу на земле". Вася и написал в тетрадь: "Не знаю, зачем меня мать родила". Я и спрашиваю у Семена Николаевича: другие-то что написали? По-всякому, говорит. Кто написал, что живет на земле для того, чтобы построить коммунизм, кто хочет на другую планету полететь... Вот ведь, Татуня, как обстоят дела. - Мама задумчиво смотрит на огонь, кочергой подталкивает головешки в пекло. Снова заговорила, будто сама с собой: - Учитель-то сказал, надобно отругать Васю. Ну, растолковать ему, что так нельзя делать. Вот я и думаю, а если б меня спросили: чего я мытарюсь на белом свете? Что бы я сама ответила? Не знаю, зачем меня мать родила, не знаю, ради чего живу...
- Как так не знаешь? - воскликнула я. - А если б тебя не было, кто бы печку топил, кто бы хлеба нам испек? А кто бы меня защитил от Феди и Ольги?
Мама качает головой и улыбается:
- И вправду, доченька. - Она обнимает меня и прижимает к себе. - Я и не знала, что ты у меня такая умница. Придется отругать Васю.
Мне приятно слышать эти слова. Раз я умная, могу посоветовать и еще:
- Конечно, Васю надо отругать, - продолжаю я. - Чего он, дурачок, не хочет в далекие страны полететь или поплыть. Мы с Тихоней и то скоро поплывем на корабле...
Кажется, я проговорилась, но, к счастью, мама не обратила на мои слова внимания.
КОЛХОЗНОЕ СОБРАНИЕ
За последние дни только и разговоров у мамы со своими подругами о колхозном собрании, которое должно состояться сегодня. Почти каждый вечер собирались у нас женщины и с жаром выкладывали, у кого что наболело. Приходили Маня Длинная, Настька Попугай, тетя Зина - мать Тихони, даже Наткина мать, тетя Поля, стала заглядывать.
Всех их волновал один вопрос: снимут с председателей Шотина или не снимут. По их разговорам непонятно: то ли им хочется сместить с председателей Шотина, то ли нет. Маня Длинная выступает за него. Она говорит, что дела в других колхозах совсем никудышные. А мы, слава богу, и хлебом сыты, и подсолнечным маслом обеспечены на год вперед. Она говорит правду. В этом году у нас лари до краев досыпаны зерном, и в подвале стоит огромный бидон постного масла. Женщины соглашаются с ней. Но, мне кажется, женщины, как и моя мама, побаиваются Длинной. Но вот заговорила Настька Попугай. Говорит она тонким визгливым голосом, сама маленькая, и кулачки, которыми она размахивает, тоже маленькие. Так прямо и бухнула, что снять Шотина с начальников очень даже надо, потому что он разжирел и стал измываться над людьми. Хотя на это права ему никто не давал. На позапрошлой неделе так толкнул в спину вдову Авдеиху с крыльца правления, что та в снег упала. Она ходила просить для скотины соломы. И обошелся Шотин так с ней потому, что Авдеиха осенью не выходила несколько дней на картошку. Авдеиха сидела на снегу и обливалась слезами. А тут как раз из района большой начальник приехал. Он увидел плачущую женщину и спросил, почему плачет... И фронтовика Илью Медведева оскорбил...
Женщины осмелели и одна за другой начали перечислять за Шотиным его грехи. Грехов оказалось много, и тогда они решили снять его с начальников и дать ему в руки вилы.
Снова подала голос Маня Длинная:
- Почешите, почешите, милые, языки. Вас послушать: и Шотина нет уже в председателях. Только на собрании ведь ни одна из вас голоса не подаст. Да и вас никто не послушает. - Улыбаясь, она обнажила свои желтые зубы. - И поглядим, как запоете, ежели не снимут.
Она поднялась и пошла. Женщины растерянно поглядели вслед. Все молчали.
- Да не бойтесь же, снимут, - говорю я, чтобы успокоить их.
Они все разом посмотрели на меня и засмеялись.
- Раз уж сама Татуня так сказала, полетит наш Шотин к шутам, по-детски заливисто хохочет Настька Попугай.
Они отправились на собрание. Я осталась одна и заволновалась: вдруг никто из старших вскоре не вернется домой. Будут торчать у клуба, дожидаться бесплатного фильма. Пока еще светло, надо сбегать за Тихоней. Не успела я одеться, как слышу: кто-то идет к нам. Тихоня! - я радостно сбросила с себя фуфайку.
- Я за тобой собиралась.
- А мне мама сказала, чтобы я к вам шел. Я тоже один.
Тихоня принес с собой книжку - "Рассказы о море".
Мы прочли всю книжку, переиграли все игры, а с собрания все не возвращались. Потом забрались на печку да там и уснули. Нас разбудили возбужденные голоса женщин. Зашли в избу мама, тетя Зина и Настька Попугай. Мани Длинной с ними не было.
- Эй, где ты там, маленький пророк? - Настька Попугай встала на носки, заглядывая на печку. - Твои слова сбылись, Шотина сняли, только на его место поставили чужого, может, и хуже... - Радости на ее сморщенном личике не было. Она опустилась на лавку рядом с тетей Зиной, крест-накрест сложила руки и тяжело вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33