По правде говоря, Эбнер не исключал, что может увидеть перед собой
нечто похожее на будуар дамы, однако содержимое запертой комнаты повергло
его в немалое изумление. Постельное белье пребывало в полнейшем беспорядке,
подушки валялись на полу, на громадном блюде остались засохшие остатки
какой-то еды. В комнате стоял странный рыбий запах, который нахлынул на
него с такой неожиданной силой, что он едва не поперхнулся от отвращения.
Иными словами, все в комнате находилось буквально вверх дном, причем явно
пребывало в таком состоянии уже долгое, очень долгое время.
Эбнер поставил лампу на отодвинутый от стены комод, прошел к окну,
зависавшему как раз над мельничным колесом, отпер его и поднял створку.
Потом попытался было распахнуть ставни, но тут же вспомнил, что они были
наглухо приколочены гвоздями. Тогда он выпрямился, отступил на шаги ударом
ноги вышиб деревянные панели, чтобы впустить в комнату поток свежего,
влажного воздуха.
После этого он прошел к соседней, наружной стене комнаты и таким же
образом освободил от ставней единственное находившееся в ней окно. Лишь
отступив на пару шагов, чтобы полюбоваться результатами своего труда, он
заметил, что случайно отломил кусок рамы с того окна, которое располагалось
над мельничным колесом. Внезапно вспыхнувшая досада от содеянного столь же
быстро улеглась, когда он вспомнил наказ деда относительно самой мельницы и
располагавшейся над ней комнаты, а именно то, что они должны быть
разъединены, а затем и вовсе разрушены. Чего уж тут было горевать о
какой-то попорченой оконной раме!
Затем он снова подошел к комоду за лампой и случайно задел его бедром,
отчего тот немного отклонился к стене - и в тот же миг услышал слабый
шорох. Посмотрев себе под ноги, Эбнер разглядел что-то вроде длинноногой
лягушки или жабы - толком даже не разобрал, что именно это было, - которая
проворно скрылась под комодом. Сначала он хотел нагнуться и выгнать
неведомую тварь наружу, однако потом решил, что ее присутствие вряд ли
представляет какую-либо опасность - в самом деле, раз уж она все это время
сидела в этом запертом помещении, питаясь одними лишь тараканами и другими
насекомыми, которых ей удавалось отыскать, то вполне заслуживала того,
чтобы ее не тревожили.
Выйдя из комнаты, Эбнер запер за собой дверь и вернулся в хозяйскую
спальню на первом этаже. Про себя он подумал, что все же положил пусть
банальное, но все же начало своему вступлению в права владения домом, как
говорится - вспахал первую борозду. После столь непродолжительного и
поверхностного осмотра помещения он почувствовал себя еще более уставшим, а
потому, даже несмотря на относительно раннее время, решил лечь в постель,
чтобы проснуться как можно раньше. Завтра предстояло обследовать старую
мельницу - как знать, возможно, кое-что из ее механизмов, если таковые еще
сохранились, можно будет продать, тем более что водяное колесо стало по
нынешним временам довольно большой редкостью - ценностью почти антикварной.
Эбнер еще несколько минут постоял на веранде, невольно вслушиваясь в
заливистый стрекот сверчков, кузнечиков, а также хор козодоев и лягушек,
который окружал его буквально со всех сторон и своей оглушающей
настойчивостью едва ли не заглушал все остальные звуки, в том числе и
слабые шорохи самого Данвича. Он стоял так до тех пор, покуда голоса этих
диких порождений природы не стали совсем уж невыносимыми, после чего
вернулся в дом, запер за собой дверь и прошел в спальню.
Раздевшись, Эбнер улегся в постель, однако еще почти целый час не мог
заснуть. Он беспрестанно ворочался с боку на бок и испытывал все более
нараставшее раздражение по поводу того самого "разрушения", о котором писал
дед и осуществить которое ему одному было, увы, просто не под силу. В конце
концов к нему все же пришел долгожданный сон, хотя сам он этого,
естественно, не почувствовал.

II
Проснулся Эбнер с рассветом, но едва ли почувствовал себя хорошо
отдохнувшим. Всю ночь ему снились невиданные места и населявшие их
фантастические существа, которые поражали его своей неземной красотой,
диковинным видом и одновременно наполняли сердце необъяснимым чувством
страха. Он словно бороздил океанскую пучину и рассекал своим телом воды
Мискатоника, где его окружали рыбы, амфибии и странные люди, также
являвшиеся наполовину земноводными; видел также поистине чудовищные
организмы, спавшие в необычных каменных городах на дне моря; слышал
затейливую, фантастическую музыку, отдаленно напоминавшую пение флейт и
сопровождавшуюся не столько пением, сколько непривычным подвыванием
каких-то диких, явно нечеловеческих голосов; видел своего деда Лютера
Уотелея, который стоял перед ним, выпрямившись во весь рост, и посылал ему
проклятия за то, что он осмелился войти в запертую комнату тетки Сари.
Разумеется, подобные ночные видения особой радости ему не доставили и
даже отчасти встревожили, однако он тут же отбросил подобные мысли,
вспомнив о том, что ему предстоит сделать массу дел, а в первую очередь
отправиться в Данвич за покупками, поскольку в спешке он совершенно не
позаботился о провианте хотя бы на первое время. Утро выдалось ясное и
солнечное; на ветвях деревьев заливались дрозды и другие мелкие птицы, а на
листве и траве поблескивали жемчужные капельки росы, отражая солнечные лучи
тысячами крохотных драгоценных камней, устилавших края тропинки, которая
должна была вывести его на центральную улицу деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18