Речь Государя в Зимнем дворце, как электрическая искра пронеслась по России и всколыхнула всех. Петербург кипел. В Петергофе было как-то особенно торжественно спокойно. Мой начальник, вернувшись из Зимнего дворца, затребовал сведения о составе императорских поездов. Государь думал лично стать во главе командования армией. Но Совет Министров отговорил Его Величество и Верховным Главнокомандующим был назначен В. Кн. Николай Николаевич (21 июля). В столице, в военных кругах, это назначение приняли как должное. Петербург еще больше забурлил. Объявление войны Францией вызвало манифестации перед французским посольством. Толпы народа всякого звания и положения ходили по улицам с царскими портретами и флагами и пели "Спаси Господи люди Твоя". Кричали бесконечное ура.
22-го в газетах появились сведения, что немцы задержали на границе поезд с Императрицей Марией Феодоровной и Ее Величеству пришлось вернуться в Данию. Негодование было общее.
Появилось известие, как Вел. Кн. Константин Константинович должен был пешком перейти границу. Все бранили немцев. К вечеру я был послан в Петербург за всевозможными справками. Погода дивная, летняя. Невский полон народу. Было уже темно, когда я вошел в один из ресторанов и едва успел сесть, как кто-то вбежал с криком - громят немецкое посольство. Я поспешил туда. По Морской бежал народ, скакали извощики, неслись автомобили. Громадная толпа, с царским портретом впереди, шла к посольству. Слышались ругательства, угрозы по адресу Германии, Имп. Вильгельма.
Странное зрелище увидел я, подъехав к площади, где, на углу Морской, возвышалось суровое здание немецкого 14 посольства. Толпы народа, вперемежку с извозчиками и автомобилями запрудили всю площадь и тротуары около посольства. Эскадрон конных жандармов удалял публику с тротуара посольства. Против здания, к стороне Исакия, горел громадный костер. Там копошились пожарные.
- Это жгут Вильгельмовские портреты - сказал подбежавший ко мне юркий молодой человек, и, прибавив, что скоро будет еще лучше, убежал.
Громадное здание посольства было освещено только внизу. Там бегали какие-то люди и выбрасывали в окна какие-то предметы. Скоро появился свет во втором этаже, затем и выше. Бегающие фигуры появились во всех этажах. Особенно суетилась там какая-то барышня в шляпке. Кипы бумаг полетели из окон верхнего этажа и, как снег, посыпались листами на толпу. Летели столы, стулья, комоды кресла... Все с грохотом падало на тротуары и разбивалось вдребезги. Публика улюлюкала и кричала ура. А на крыше здания какая-то группа, стуча и звеня молотками, старалась сбить две колоссальные конные статуи. Голые тевтоны, что держали лошадей, уже были сбиты. Их сбросили, с крыши и, под восторженное ура, стащили волоком к Мойке и сбросили в воду. Около, на тротуаре, стал городовой. Кругом меня все галдело. Галдела интеллигенция. А из посольства все летели, летели разные предметы. Раздававшийся от падения треск и грохот вызывал ура. Чем сильней был треск от разбитого, тем громче было ура и улюлюканье. Полиция только просила не ходить на тротуар посольства. Эскадрон стоял наготове. На площади был сам министр внутренних дел Маклаков, был и только что назначенный новый градоначальник князь Оболенский.
Вдруг пронеслось, что на чердаке громилы нашли труп убитого человека. То был русский, долго служивший в посольстве. В группе начальства заволновались. У эскадрона жандармов послышалась команда. Публику стали просить расходиться. Никто не слушался. Появилась пожарная машина, в толпу направили струю воды, с хохотом стали разбегаться. Я сел в экипаж и поехал телефонировать моему начальнику. По дороге обогнал большую толпу. Шли громить 15 австрийское посольство, но полиция не допустила разгрома. Я доложил обо всем ген. Воейкову. Он просил меня остаться в городе до утра. Утром, едучи на вокзал, я проехал посмотреть на посольство. Жуткая картина. Колоссальное здание зияет разбитыми окнами. На крыше покосившиеся лошади. Их не сумели сбить. Тротуары завалены грудами обломков и осколков. Полиция не позволяет приближаться. Публика смотрит молча. Ходят на Мойку смотреть, где сброшены статуи.
23 июля стало известно, что Англия присоединилась к союзникам. Как-то сразу стало легче. Объявление нам войны Австрией уже не произвело никакого впечатления. Приняли как должное. Мобилизация наша протекала блестяще. У Верховного Главнокомандующего, который, пока, поместился на Знаменке у брата, кипела работа. Назначение ему начальником штаба генерала Янушкевича, в военных кругах было принято неуверенно. Ничем особенным генерал не отличался; и многие пожимали плечами. Я спросил было моего начальника, каково это назначение. Он пыхнул сигарой и сказал что-то нечленораздельное и зашагал, пуская дым по кабинету.
26-гo были собраны Государственный Совет и Дума. Государь принял их в Зимнем дворце. Выйдя с Вел. Кн. Николаем Николаевичем, Государь обратился к палатам с речью, которую закончил так: "Мы не только защищаем свою честь и достоинство в пределах своей земли, но боремся за единокровных братьев Славян... Уверен, что вы все, каждый на своем месте, поможете мне перенести ниспосланные испытания, что все, начиная с меня, исполнят свои, долг до конца. Велик Бог земли Русской".
Полное энтузиазма ура было ответом Государю, после чего говорили председатели Голубев и Родзянко.
Последний говорил с большим подъемом и чувством. Государь был взволнован речами, горячо благодарил и закончил словами:
"От всей души желаю вам всякого успеха. С нами Бог". Государь перекрестился. Крестились присутствовавшие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93