А мы с Анжелкой поедем на «линкольне».
– Вот так, да?
– Я вытаскиваю Анжелку, – объяснил Серега. – Могу и тебя, если не будешь дергаться.
Игорь подумал, взглянул на Анжелку – та смотрела на Сережку во все глаза и понял, что возражать бесполезно.
– Ладно, – сказал он, передавая ключи. – Только не пори горячку, герой. Проверь машину досконально, потом заводись.
Они пошли вниз.
– На выходе жмитесь к охране и ждите меня, – говорил Серега. – Я проверяюсь, подъезжаю, прыгаете на заднее сиденье – и вперед, с песней по жизни… А шампанское? Шампанское забыли!
– Плевать, – сказал Игорь. – Анжелка нам еще купит – правда, Анжелка?
– Запросто, – пообещала Анжелка. – Тебе – бутылку шампанского. Сережке все остальное.
– Это не слабо, – согласился Игорь.
– Что значит не слабо?! – возмутился Серега. – Это больше, чем ты можешь себе представить, – правда, Анжелка? Ты в мою девушку не хами, пожалуйста…
Они спустились вниз, благополучно прошли по тоннелю до гардероба и разобрали одежку.
– Дай-ка свою тужурку, чувак, – сказал Серега, отбирая у Игоря дубленку.
– Зачем? – не сразу догадался Игорь – а догадавшись, отобрал дубленку обратно. – Нет уж, фигушки. Тебя, пацана, грохнут, потом дубленку не отстираешь.
– Я серьезно.
– Может, еще трусами и тельняшками поменяемся? – возмутился Игорь. – Давай без патетики, Серый: давай собранно, внимательно, без патетики.
– Будь осторожней, Сереженька, – напутствовала Анжелка. – Я тебя очень люблю, помни об этом. Ты для меня не буква «о», а буква «ё», самая кайфовая буква на свете, самая…
Она шепнула ему на ухо, какая – Сережка заулыбался, поцеловал ее, вышел за турникет и в дверь. Воздух сиял: туман просеивал свет фонарей, распыляя его пушистым слоем серебристых ионов. На стоянке не было ни света, ни тени, сплошь сияние воздуха, тусклый блеск машин и асфальта. Он выключил сигнализацию, дважды обошел вокруг «линкольна», пнул задний бампер и отскочил, потом открыл дверцу, вставил ключ и, не садясь, включил зажигание. Потом достал фонарь из багажника и гусиным шагом прошелся вокруг «линкольна», осматривая колеса, крылья, ощупывая испод. По уму, наверное, надо было разостлать ветошь и осмотреть днище, но глуповато как-то это выглядело бы на стоянке у ЛИС'Са, да и ребята заждались; Серега сел, завелся, послушал мотор, работавший как часы, и поехал.
Он успел вырулить за ворота стоянки, успел просигналить, чтобы они выбегали, а больше не успел ничего: ослепительная буква «ё» лопнула в голове и высыпалась из глаз, он полетел куда-то вниз, мир вздыбился и прихлопнул сверху асфальтом. Сверкнуло и бабахнуло так, что толстая стеклянная дверь вестибюля рассыпалась бисером. Охрана залегла. Анжелка рванулась на улицу, увидела падающие на асфальт звезды, горящий остов машины, развернутый поперек проезда, закричала и побежала к костру, едва не пробежав мимо Сережки. Его выбросило метра на три, куртка горела. Она стала сбивать пламя ладошками; подбежал Игорь, накрыл Серегу дубленкой, потом осторожно, вместе с дубленкой перевернул на спину. Вокруг кричали люди, ревели на стоянке машины. Одной ноги у Сереги не было, другая запуталась в полуоторванной штанине, но он был в полном сознании и смотрел то на Игоря, то на Анжелку ошарашенным правым глазом, а левый, вся левая половина лица была стерта в кровь.
– Я накрылся, – отчетливо сказал он. – Плывите, ребята.
Игорь кивал, дрожащими руками пытаясь разорвать на себе сорочку, чтобы наложить жгут.
– Скидавай и трусы, чего уж, – сказал Серега. – Теперь все можно.
– Ты говори, говори, – бормотал Игорь, пытаясь затянуть жгут – ему подали жгут из автоаптечки – пытаясь наложить жгут на бедра, но Серега захрипел, застонал, Игорь не выдержал и заорал на толпу: – Врача, живо!
– Потерпи, Сереженька, – умоляла Анжелка. – Потерпи, миленький!..
Она лежала на боку, придерживая двумя руками его голову и разбухая через дубленку его кровью: они вдвоем плыли на дубленке по луже крови, все остальное было в тумане.
– Не плачь, – проговорил он. – Мне не больно. Только скажи, чтоб не трогали.
Анжелка кивала, подвывала и целовала его, чувствуя, как тяжелеет окровавленная голова, как тяжело удерживать ее даже двумя руками.
– Скажи, чтоб не трогали…
Его единственный правый глаз закрылся.
– Держись, Сереженька! Сереженька! Миленький!..
– Отпусти, – прохрипел он изменившимся голосом. – Отпусти меня, Анжелка… Плыви…
Потом ему все-таки наложили резиновые жгуты, но он уже ничего не чувствовал.

Послесловие
Хоронили Серегу в Конаково, рядом с матерью и сестренкой. Гроб был роскошный, море цветов – денег приказано было не жалеть. На кладбище Анжелка вложила ему в руку сотовый телефон. Так и похоронили.
Поминали в отцовском доме, вычищенном и выскобленном до неузнаваемости. Бедный Серегин отец, которому Анжелка обещалась быть вместо дочери, сидел вместе со всеми. На кухне хозяйничал столичный повар, вышколенные официанты дышали гостям в затылки, и гости сидели скованно-чинно, пока не помянули как следует. Потом расслабились, заговорили-загоревали наперебой: Игоревы подружки, армейские кореша, сослуживцы. Анжелку никто не знал, но очень жалели за горе и незадачливую любовь… И смотрели прозрачными глазками кумушек, как увивается вокруг лихоборской принцессы Игорь.
А Игорь не увивался – Игорь ухаживал за Анжелкой именно так, как положено ухаживать за невестой погибшего друга. С маленьким «но»: он был потрясен уровнем Анжелки не меньше, чем Серегиной гибелью. Теперь казалось, что он почувствовал этот уровень сразу: еще до того, как их доставили в отделение и вся милиция встала на уши, проведав, какая такая Анжелка Арефьева проходит свидетельницей по взрыву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64