Открывать окно
можно было только в моем присутствии, а учитывая объем работы по дому,
присутствия этого было совсем не много.
Так мы и жили с найденышем. Я засовывала ему в ушки ватные турундочки,
смоченные в лекарстве, а в попку - лечебные свечки, мазала мазями и делала
уколы, дважды в день отмывала в ванной полиэтилен, которым укрыла по
возможности максимальное пространство, возилась с хлоркой, ибо, как
известно, кошки очень любят писать как раз туда, где пахнет их мочой.
Улучив час-полтора, я неотлучно сидела в кабинете, зорко наблюдая за
Патриком. Как только мне казалось, что он прилаживается к реализации
насущной физиологической потребности, я, аки коршун, бросалась к нему,
хватала и сажала в лоток Спать в эти дни я совсем не могла, мне все
казалось, что стоит мне задремать, как котенок тут же запрыгнет на постель
и использует ее вместо туалета. Я бдила и ловила момент. От запаха
подташнивало и болела голова.
От чувства собственной униженности и от жалости к Патрику болело
сердце. В какой-то момент я поняла, что мы с ним удивительно схожи: оба
оказались бездомными и никому не нужными.
Это открытие так потрясло меня, что я, здравая и несклонная к
излишнему романтизму тридцатишестилетняя баба, не уследила за собой,
расплакалась и заговорила с Патриком вслух:
- Так получилось, малыш, что в этом доме ты никому не нужен, Алена
принесла тебя под влиянием порыва, Наталья разрешила тебя оставить, потому
что была в хорошем настроении, а в сущности, всем на тебя наплевать, никто
тобой заниматься не хочет, никто тебя не любит, просто вышвырнуть рука не
поднимается. От тебя одни проблемы, ты гадишь во всех углах и на всех
поверхностях, с тобой нужно возиться, тебя нужно лечить и воспитывать. А
никто не хочет. И я такая же, как ты. Меня бросил муж, которого я люблю, и
я в этом городе осталась бездомной, безденежной и никому не нужной. Никто
не станет возиться со мной, чтобы вытащить меня из ямы.
Только я сама могу себе помочь, чтобы выкарабкаться.
И ты тоже должен сам себе помогать, если хочешь остаться здесь и
всегда иметь крышу над головой и еду Понял? Ты должен быстрее научиться
ходить в лоточек, тогда тебя выпустят из этой конуры и разрешат бегать по
всей квартире. Ты должен скорее выздороветь, чтобы все твои болячки зажили
и чтобы никто не брезговал брать тебя в руки. Тогда тебя будут тискать,
ласкать и любить.
Понял?
Сама-то я, имея за плечами десять лет медицинской практики, брезгливой
не была, но, кроме меня, к Патрику действительно никто не прикасался. Вот и
сейчас я тихонько рыдала, уткнувшись лицом в его реденькую, противно
пахнущую противолишайной мазью шерстку. И знаете, что самое удивительное?
Мне показалось, он меня понял. Я всегда знала, что кошки - существа
космические, они получают информацию из пространства, и пространство моей
конурки, видимо, было в тот момент так переполнено отчаянием, тоской и
печалью, что не почувствовать их котенок не мог. Он лизнул меня в глаз и
принялся деловито выбираться из моих мокрых от слез рук.
Соскочил с колен на пол и медленно, неуверенно пошел к лотку. Занес
одну лапку над бортиком, оглянулся, и в его невнятного пока еще цвета
глазах я отчетливо увидела вопрос: "Ты это имела в виду? Ты этого от меня
добиваешься? Я ЭТО должен сделать, чтобы меня выпустили на простор?"
Наверное, мне показалось. Никакого вопроса не было, просто имел место
переход количества повторяющихся эпизодов в качество запоминания. Я
замерла, боясь пошевелиться и спугнуть правильное намерение Патрик еще
немного постоял в задумчивости, потом занес себя в лоток и сделал все как
полагается. За что был тут же расцелован и угощен вкусной французской
витаминной таблеткой в форме сердечка, позаимствованной мною втихаря из
пакета, предназначенного исключительно для высокородной мадемуазель
Кассандры. Еще не хватало этому плебею покупать дорогие витамины!
Это не мои слова, так сказала Мадам.
Еще почти месяц ушел на то, чтобы окончательно закрепить навык,
долечить болячки и заставить Патрика твердо запомнить два слова собственное
имя и "нельзя".
После чего я заявила Мадам, что несчастное животное можно выпускать в
люди.
Его выпустили. Патрик оказался злопамятным. Ни Алена, ни Мадам для
него больше не существовали. Видимо, в свое время он все-таки считал из
пространства информацию о том, как они пытались отделаться от забот о нем.
Признавал он только Старого Хозяина, Дениса и Великого Слепца, от которых
ни разу не слышал в свой адрес худого слова. Ну и меня, само собой. Причем
признание это выражалось совершенно по-разному. Например, он запрыгивал на
колени к Николаю Григорьевичу, распластывался на его груди, прижимался
мордочкой к его шее и блаженно урчал. Делал он это всегда по собственной
инициативе, а вот к Гомеру он никогда сам не лез, но, если тот брал его на
руки, послушно сидел и позволял себя гладить. Денис, которому с самого
начала было наплевать на больного приблудного котенка и который в силу
полного равнодушия в бурных обсуждениях его судьбы участия не принимал,
против ожиданий проникся к выздоровевшему Патрику симпатией и вместе с ним
играл на своем компьютере. То есть играл Денис, а Патрик сидел на столе
рядом с экраном, завороженно глядя на цветных мышек и рыбок, спасающихся от
удавов и прочих охотников, и пытался их поймать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23