Догорало масло. Огонек синел.
Карл Фридрих Иероним поднял с пола чернильницу, заглянул в нее и бросил в сторону гусиное перо.
Пошарив по карманам камзола, он нашел огрызок карандаша, вырвал из записной книжки несколько чистых листков и начал писать, не обращая внимания на глухой рокот, доносившийся из трюма.
Пожалуй, таким мы его еще не видели. Он мужественно принимал последние удары судьбы. Сейчас перед нами сидел знаменитый капитан Мюнхаузен, по праву занимавший свое место в кают-компании клуба – более трех десятилетий!..
Не теряя присутствия духа, он дописывал заключительные страницы своих мемуаров.
«Прощайте, друзья! Моя звезда гаснет, но тот, кто знаком с астрономией и физикой, знает, что свет померкнувшей звезды еще идет и идет сотни, а то и тысячи лет. Я хочу, чтобы мои коллеги по клубу знали, что последнее судно, которое я видел в океане, был «Летучий голландец»…»
В трюме «Синей птицы» шумела вода, хлынувшая в пробоину от удара айсберга.
Приписав еще несколько строчек, барон запечатал пузатую бутылку, торопясь вышел из каюты, бросил ее за борт и поднялся по трапу на капитанский мостик корабля-призрака с медными, позеленевшими от времени накладными буквами на корме: «Синяя птица».
Сейчас это судно медленно погружалось в воду…
Недолго думая, Мюнхаузен кинулся в каюту. И снова его карандаш побежал по бумаге.
«…«Синяя птица» шла на дно. Я не покидал своего места на капитанском мостике. Как вдруг небо над обледеневшим судном вспыхнуло всеми цветами радуги. В воздухе закрутились сотни огненных шаров. Взорвавшись, они рассыпались разноцветным дождем, мириадами искр, миллионами звездочек… И весь этот небывалый карнавальный салют из сотен фейерверков чудесно освещал вашего Карла Фридриха Иеронима у обледеневшего штурвала то синим, то оранжевым, то зеленым, то красным заревом.
Мачты, реи, ванты, покрытые льдом, сверкают в огнях. Судно идет на дно. Единственный свидетель моей гибели – белый медведь на плавучей льдине».
Еще один удар потряс корабль, налетевший на подводную глыбу айсберга. Мюнхаузена вместе с креслом кинуло в угол каюты. Он дополз до стола, поднялся и стоя записал последние слова в своих мемуарах по-итальянски: «Finita la commedia (представление окончено)». Барон поспешно поставил свою подпись, свернул листки в трубочку, опустил их в третью бутылку от ямайского рома, а затем, растопив в печке на тлеющих угольках сургучную палочку, залил пробку и припечатал своим перстнем с фамильным гербом.
«Как будто все… – подумал он. – Теперь можно давать занавес в траурном обрамлении. И на нем – я! Вышит разноцветным шелком. Верхом на ядре!..»
Даже здесь, в гибельный час, Мюнхаузен остался верен своей натуре. Этот генерал от фантазии ничуть не сомневался ни в одной строчке мемуаров. Так Карл Фридрих Иероним представлял себе последние мгновения своей удивительной жизни.
Именно таким, под треск и разрывы карнавальных огней на капитанском мостике обледеневшего судна, он хотел остаться в памяти друзей и миллионов юных поклонников.
Из трюма доносился зловещий рокот воды…
* * *
«Летучий голландец» шел курсом крутой бакштаг левого галса. В «вороньем гнезде» на марсе находился Дик Сэнд, зорко наблюдая за плавучими льдинами и жемчужно-сероватыми айсбергами.
– Курс 80 градусов! – отдал команду Артур Грэй.
– Есть курс 80 градусов! – отозвался Василий Федорович и, приведя судно на заданный курс, доложил: – На румбе 80 градусов!
– Так держать!
– Есть так держать!
На подветренной стороне стояли Лемюэль Гулливер и Робинзон Крузо. Они смотрели, как Тартарен хлопотал вокруг пушки на вращающейся установке.
– Изумительно! – восторженно крикнул толстяк. – Я берусь с такой пушкой разделаться с любыми пиратами…
Но он не успел договорить, так как с марса раздался звонкий голос Дика:
– По правому борту… корабль-призрак!..
Тартарен с разинутым ртом, затаив дыхание, глядел, как из-за айсберга выплывала обледеневшая шхуна…
– «Синяя птица»… – прошептал Немо, глядя в подзорную трубу, и передал ее капитану галиота «Секрет».
– Не может быть! – воскликнул Грэй и, торопливо взяв трубу, приставил ее к глазу. – «Синяя птица», капитаны!.. Тайна плывет к нам в руки!..
Тартарен, Гулливер и Робинзон Крузо поспешно поднялись на капитанский мостик.
– Позвольте мне… – взволнованно потребовал Тартарен. – У меня самое острое зрение… Спросите любого тарасконца! Жителя Сахары!.. Обитателя Альп!..
Он выхватил трубу у Грэя и прищурил правый глаз.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил капитан корвета «Коршун».
– По обледеневшей палубе бродит белый медведь… С горящим факелом в лапе… – пробормотал Тартарен.
– Вы с ума сошли!.. У вас галлюцинация!.. – усомнился капитан «Секрета».
– Не верите? Убедитесь сами! – высокомерно ответил оскорбленный Тартарен, сердито сунув подзорную трубу в руки Грэя.
Из «вороньего гнезда» донесся крик Дика Сэнда:
– Капитаны!.. На палубе… белый медведь… с факелом в лапе!..
– Ну что – галлюцинация?! – воскликнул Тартарен.
– Лево руля!.. – отдал команду Артур Грэй.
– Есть лево руля!..
– Обойти айсберг на расстоянии шести кабельтов!..
– Есть обойти айсберг на расстоянии шести кабельтов! – отозвался Василий Федорович.
«Летучий голландец» начал свой маневр, чтобы не напороться на подводную часть ледяной горы, а затем, обогнув айсберг, пойти на сближение с «Синей птицей».
Корабль-призрак исчез из поля видимости…
Знаменитые капитаны терялись в догадках. Океан преподнес им еще одну тайну: белый медведь с факелом в лапе?..
«Летучий голландец» шел курсом острый фордевинд правым галсом, обходя айсберг левым бортом…
Ледяная гора высотой с тридцатиэтажный дом разделяла два судна, поблескивая лимонным цветом в лучах луны, выкатившейся из-за темных облаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98