Сложные взаимоотношения, складывавшиеся, как пазлы, из обещаний и признаний в темных театральных залах или на выходе из бара, когда его рука покоилась на ее плече, на заднем сиденье такси или в дождь под одним зонтом – все рушится в один момент. Печально наблюдать, как целая жизнь из обещаний, бывших для нас всем, разматывается, как клубок, с невероятной скоростью.
Мне хотелось на него разозлиться. Сознание того, что я стала жертвой, поглотило меня. Если бы я позволила себе по-настоящему разозлиться, то поняла бы, возможно, что злиться надо на себя. Я знала, что он не готов на мне жениться, но он опустился на одно колено и попросил, и я согласилась. Да. Мне хватило лишь его просьбы, а зря.
Предоставить ему время и свободу, уехать и посмотреть, что получится. Так все и шло. Я плакала перед агентами по недвижимости. Рыдала в метро. Всхлипывала в душе. Незнакомые люди протягивали мне носовые платки. Глядя на людей в метро, я гадала, как это они умудряются продолжать жить, как они не ломаются. Каково это, когда нет нужды ежедневно напоминать себе, что надо дышать и есть. Как я стала ценить мельчайшие знаки внимания! Женщину, которая помогла мне поднять сумку, я благодарила так, словно она спасла меня от внезапной смерти. Малейшее сочувствие на фоне моего отчаяния казалось настоящим даром. Я хотела снова стать такой, как все.
– Уильяма все еще нет, – послышался чей-то шепот возле комнаты жениха и невесты.
То ли его задержали, то ли он опоздал, но я услышала только: «Его нет». Я начала ходить взад-вперед, прижимая руки к животу. Знакомое чувство. Потом стала теребить заусенец. Надо защитить Софи! Я уже обкусывала лак с указательного пальца, как вдруг услышала голос Софи.
– Да ничего страшного, – ответила она на чей-то вопрос, – он приедет.
Без тени волнения она изучала в зеркале свои ресницы. Не представляю, как это ей удавалось.
– Как тебе удается быть такой спокойной? – спросила я, пытаясь найти на ее лице проблески тревоги.
– Очень просто.
– В этом весь твой ответ?
– Потому что я знаю: он меня любит, и все у нас будет хорошо. Я просто знаю это. Знаю, и все.
Меня охватил благоговейный трепет.
Если мы отсутствуем, люди начинают нас искать. Это истина, которая кроется за всем притворством. Когда кто-то отсутствует, мы воображаем, что у него-то все хорошо, а вот у нас – плохо.
– Могу поспорить, он нисколько по мне не скучает, – сказала я, когда съехала из нашей с Гэйбом квартиры. – Наверняка он играет в свой вонючий гольф, пока я сижу тут с компрессами на глазах.
Иногда плоды нашего воображения куда ужаснее, нежели реальность. Жалуясь друзьям, мы пересыпаем свою речь словами «я подавлен», «тоскую», и «о-о-о-чень сильно». А друзья откликаются фразами типа «чему быть, того не миновать», потому что им положено напоминать нам: страдаем мы или нет – жизнь продолжается.
– Чему быть, тому не миновать, Стефани, – подбадривала меня Вермишелли, пока я искала новую квартиру.
Мне захотелось выдрать ее светлые волосы и посмотреть, как ей понравится быть лысой. Слова «чему быть, того не миновать» навевают апатию. Идея предопределенности усмиряет тревогу; она нас успокаивает. Мы перестаем верить в то, что властны над своей судьбой и способны изменить создавшееся положение. От этого проще облениться, чем от той штуки, что выключает электроприборы, когда ты хлопаешь в ладоши.
Мы всю жизнь живем среди вопросов, которые не имеют ответа; вот и на вопрос «почему» не всегда есть ответ. Я получала от окружающих стандартные бездумные фразочки, приправленные «чему быть, того не миновать». Двери хлопают, внезапно распахиваются окна, и «не миновать» влетает и, прилипает к подоконнику вашей жизни хуже мухи. Людям хочется увидеть назидательный урок в любом событии, но снабдить его бантиком надежды. «Это сделает тебя сильнее». Мы уговариваем сами себя, пытаясь придать смысл бессмыслице. Нам легче, если есть какой-то конкретный ответ, за который можно ухватиться, пусть даже он неверный. Он наш, за него можно держаться, как за спасительный выступ на скале. Но проблема в том, что рано или поздно с него упадешь. Когда я прожила с Вермишелли три недели, именно так и вышло с Гэйбом: он упал на дно и решил вернуть меня любой ценой.
Я проявила твердость, не отвечала на его звонки, и все изменилось. Он пришел и сказал те слова, которые я хотела услышать.
– Договаривайся с раввином. Я немедленно женюсь на тебе. Мне без тебя плохо, Стефани. Пожалуйста, возвращайся домой. – Он боялся меня потерять, и этот страх должен был заставить его хранить мне верность, как говорится, «пока смерть не разлучит нас».
Или нет?
Ему следовало жениться на мне потому, что он хотел быть моим мужем, а не потому, что он боялся меня потерять. Но он позволил страху подчинить себя, а такие вещи плохо кончаются. Источник верных решений – радость; она диктует сценарии поступков, которые мы совершаем с охотой. Я осознала это, услышав, как безмятежен и ровен голос Софи. Она не оправдывалась фразой «чему быть, того не миновать». Ей это даже не пришло в голову. Она ощущала свою глубинную правоту как непоколебимый факт. И хотя Уильям опаздывал на бракосочетание, она не сомневалась в его чувствах. Она знала, что свадьба состоится, и в ее отношениях с Уильямом не было места опасениям. Теперь-то мне все понятно, но с Гэйбом я слишком старалась себя убедить, что им движет всего лишь детский страх перед непривычным. Мне казалось, что его «я еще не готов» было вызвано боязнью родителей. В глубине души он желал быть со мной, но опасался реакции окружающих. Мне не приходило в голову, что все было наоборот, что на самом деле он не хотел жениться, но боялся моей реакции, боялся меня потерять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97