- изумился Хачмас, он
действительно никогда не видел Сашку в таком возбуждении. - Держи. Три
мастырки, - он вытащил из-под подкладки пиджака три крошечных брусочка
анаши и приложил к ним 35 рублей.
- Эти бабки тебе Мосол дал? - кивнул на деньги Сашка.   - Ну? А что?
  - Восемьдесят рублей?
- Это не твое дело. Сколько дал - все мои, - на всякий случай
замкнулся Хачмас. - Ты получил бабки - вали отсюда.
Это было правильно. Никто не имеет права лезть в чужой карман, тем
паче если там ворованные деньги. Сашка сунул деньги в карман, зажал в руке
мастырки и вернулся к машине, кивком головы позвал Семена и Рафку. Они тут
же выбрались из такси, он незаметно вложил Рафке в руку две порции анаши и
сказал:
- Валите отсюда куда-нибудь, только не на горку. Меня сегодня не
видали вообще, понятно? Все! - он нырнул в машину, сказал водителю: -
Арменикенд, Дворец Сталина. Хотя Дворец культуры имени Сталина в армянском
районе Баку - Арменикенде - уже давно переименовали в Дворец Культуры
имени Гагарина, никто в городе не называл дворец по-новому. Там, за
Дворцом, в скверике тоже была "горка" - владения Арифа Мосола.
И когда машина тронулась, он взял Лину за руку, сказал:
- Ничего. Все будет хорошо. Смотри - это наш Малаканский сквер, а это
центр города - Парапет, а это - музей Низами...
Машина катила по центральным улицам вверх, в Нагорную часть Баку, и
на взлобье идущей круто вверх улицы Ленина Лина оглянулась и ахнула:
огромная чаша зелено-синего моря лежала внизу, а вокруг нее, в обхват
спускался к воде город - террасами зеленых плоскокрыших улиц, глыбами
современных белых домов, скверами, парками. В море белели паруса
яхт-клуба...
- Как красиво! - сказала Лина. - А мне говорили, тут море грязное от
нефти, а оно, смотри, - зеленое!
Машина тормознула возле ДК им. Сталина, Сашка снова оставил Лину в
такси, перешел через улицу и вошел в сквер. Мосол и его компания были тут,
на месте. Они сидели на скамье, отвалившись к спинке, - Ловили кайф после
укола. Когда Сашка подошел, Мосол чуть приоткрыл один глаз, потом лениво -
второй. Они никогда не были врагами, но и друзьями тоже. У каждого был
свой участок, каждый соблюдал правила и не лез в чужой огород. Конечно,
эти арменикендские ребята не могли любить их, городских, из центра, но
открытой вражды не было, не выдавалось случая, что ли?
Поэтому Мосол посмотрел на него удивленно и выжидающе.
- Привет, - сказал Сашка, глядя на них на всех и чувствуя, что ноги
сейчас подкосятся от зависти - ведь они все уже накачались наркотиками,
накурились, укололись и испытывают то непередаваемое, воздушно-аморфное
ощущение эйфории и легкости, веселья и беспечности, которое не передать
никакими словами.
- Салам, - ответил Сашке Мосол.
- Дело есть, - сказал Шах.
- Говори.
Сашка посмотрел на парней, которые сидели по обе стороны от главаря -
они тоже настороженно открыли гляделки, вылупились на Шаха своими тупыми и
бессмысленными от наркотика зенками. Ладно, ничего не поделаешь, придется
разговаривать при них, ведь не Мосол к нему пришел, а он пришел к ним в
садик.
- Хорошо. Час назад на вокзале ты взял ксиву моей двоюродной
сеструхи. Маманя ее не встретила, заболела, а я опоздал на десять минут.
Там еще были бабки, но бабки - это твое, я не прошу, а ксиву верни или
скажи, куда выкинул.
Мосол посмотрел на него долгим изучающим взглядом и в глубине его
черных армянских глаз проснулась природная сметка и хитрость. Сашка просто
видел по его глазам, как усилием воли Мосол отстраняет от себя кайф
наркотического дурмана, выпрастывает из него свой мозг и извлекает
единственный возможный для Мосола ответ:
- А если это не твоя сеструха, то что?
- Я тебе говорю - моя. Вон она сидит в такси, можешь пойти спросить.
- Ара, зачем бабу вмешивать, - усмехнулся Мосол. - Я тебя спрашиваю.
Если это твоя сеструха - одно дело, а если нет - другое дело, точно? -
спросил он у своих, и те заржали таким смехом, словно перед ними Райкин
выступал.
Сашка стоял спокойно, ждал. Конечно, Мосол даром ничего не отдаст, во
всяком случае покуражится, еще бы - сам Шах стоит перед ним и чего-то
просит.
- Ладно, заткнитесь, - вдруг оборвал своих по-армянски Мосол и сказал
Сашке - Ксиву и кошелек я спихнул, сам понимаешь...
- Куда? - нетерпеливо спросил Сашка.
- Ну-у-у, в кебабный раствор, знаешь?
Шах знал. Кебабный раствор - значит, в подворотню привокзальной
кебабной, в мусорный ящик, только в какой, там их штук восемь, если не
десять - огромный двор, может быть, сто семей выносят мусор в эти ящики.
- Знаю кебабный, - сказал Сашка. - В какой ящик?
Мосол ухмыльнулся, развел руками:
- Не помню, дарагой. Знаешь, по спешке бросил - может быть в третий
или - пятый... - и опять повернулся к своим. - А?
И снова эти долболомы заржали, как кони, - представили себе, как
Сашка Шах будет рыться в мусорных ящиках в поисках паспорта своей
сеструхи.
- Ладно, - сказал ему Сашка. - Сагол, Мосол. Спасибо, - и хотел уйти,
но Мосол удержал его.
- Подожди, Шах! - Он сунул руку в карман, вытащил скомканные деньги,
потом вытащил такие же скомканные бумажки из другого кармана - не спеша,
демонстративно, чтобы все видели, что он вытащил все деньги, какие у него
были. Разложив деньги на скамье, он расправил их, пересчитал вслух: -
Двадцать, двадцать один, двадцать два рубля и вот еще сорок копеек. Дерхи,
Шах.
Сашка опасался именно этого, но именно на этом и ловил его сейчас
Мосол - он отдавал Сашке деньги - все, что у него осталось от денег Лины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16