.. Да, умеет Генеральный свинью подсунуть,
ничего не скажешь! А ведь так мягко стелет - квартиру предлагает в центре
города! И не кооперативную, а практически дармовую - государственную.
Интересно, что это за труп такой бесценный? Чей? Не дай Бог, какого-нибудь
правительственного сынка или дочку кокнули. Тут будет не столько
следствие, сколько "политес" - Косыгина не допрашивай, Суслова тоже, даже
их референтов на допрос не вызывай, а езжай к ним как на беседу, а если
пошлют к чертовой матери, - пеняй сам на себя. Дело, может быть,
действительно выеденного яйца не стоит, а обязательно следователь по особо
важным делам должен заниматься, никак не ниже, разве можно какой-нибудь
правительственный труп доверить простому следователю?! Я держу в руках эту
серую милицейскую папку, держу ее, не открывая, как опасную мину, и
спрашиваю:
- А чей это труп?
- А ты открой дело-то, открой, не бойся, - усмехается Генеральный,
будто читает мои мысли. - Там один труп какого-то босяка, наркомана,
откуда-то с Кавказа мальчишки, а вот второй, ненайденный... Ты
"Комсомольскую правду" читаешь?
- Ну, в общем, читаю... - сказал я не очень твердо.
- Такую фамилию "Белкин" знаешь?
- Белкин? Знаю, - это была одна из трех или пяти фамилий журналистов,
которые я действительно знаю. Белкин, кажется - Вадим Белкин, - да, читал
его очерки о пустынях Средней Азии, о рыбаках "тюлькиного флота", о
пограничниках - он всегда выбирает какие-то острые ситуации в обыденной
жизни и пишет увлекательно и просто, почти разговорным слогом, как будто
нет привычных штампов газетного языка... Я гляжу на Генерального и
вопросительно спрашиваю:
- Неужели убит?
Но он не успевает ответить, его отвлекает голос Верочки Петелиной,
референтши:
- Роман Андреевич, кремлевка. Товарищ Суслов.
Генеральный взял трубку со стоявшего отдельно на столике красного
телефона. Я поднялся уйти, чтобы не мешать его разговору, но он жестом
усадил меня обратно. Сидел он, отвернувшись от меня, в профиль, две
маршальские звезды на воротнике прокурорского кителя подпирали толстую, в
старческих складках шею, и я подумал - да, староват стал бывший гроза
Нюрнбергского процесса. Толстый, старый, измученный человек, вот кому
грибы собирать в Измайловском парке, а он - нет, сидит вот маршалом в
сталинском кабинете и, как всегда, на высоте, докладывает:
- Уже занимается... Безусловно... Лучшие силы... Самый энергичный...
Не позже одиннадцатого, я понимаю... Конечно, лично буду контролировать...
Безусловно, лучше живой... Нет, думаю, справимся без КГБ...
Что-то засосало у меня под ложечкой. Неужели речь идет об этом деле?
И тогда это все обо мне - "самый энергичный", "лучшие силы", "не позже
одиннадцатого"... Ну и влип я, кажется. С чего это я - самый энергичный и
лучший? Вот Бакланов только что из отпуска вернулся, уж поопытней меня...
Между тем Генеральный положил красную трубку на красный аппарат и
повернулся ко мне:
- Ты все понял?
- Что? - я сделал вид, что ничего не понял и даже не слышал.
Он присмотрелся ко мне еще несколько секунд, будто решая внутри себя
и утверждая свой выбор, потом сказал:
- Слушай, Игорь Есич. Дело, конечно, трудное. Но выхода нет. Андропов
и Щелоков только и ждут. Если я откажусь - тут же в ЦК, мол, следствие не
отдаю, а от трудных дел отказываюсь. Поэтому, слушай! Через десять дней,
15 июня товарищ Леонид Ильич Брежнев вылетает в Вену на встречу с
Картером. С ним едет пресс-группа журналистов, 5 человек, самые лучшие.
Список утвержден давно самим Леонидом Ильичом, причем этого Белкина он
лично включил в пресс-группу. И вот две недели назад этот Белкин пропал.
На Курском вокзале. Встречал там какого-то подозрительного приятеля -
кавказского мальчишку-наркомана, и их обоих какие-то типы прямо на
вокзальной площади запихнули в машину и увезли, а через два дня этого
мальчишку нашли за городом, под мостом с пробитым черепом. А Белкина след
простыл. То ли его тоже убили, то ли нет, но как доложить товарищу
Брежневу, что журналист, которого он сам выбрал ехать Вену, пропал без
следа?
Так вот в чем дело, подумал я. Дело не в Белкине, плевали на него,
хоть он действительно талантливый журналист, но пропал, и черт с ним, это
и сейчас не столько волнует Генерального и всех остальных, сколько вопрос
- как доложить Брежневу? Ведь, действительно, представьте себе, как это
сунуться к Леониду Ильичу да еще накануне такой важной встречи - с самим
Картером, сунуться и сказать: "Мы вашего любимого журналиста найти не
можем". А он: "Как это не можете? А где он?" - "Не имеем понятия, Леонид
Ильич"... Нет, с таким докладом, да еще перед самым отъездом, безусловно
никто не рискнет сунуться к Брежневу, но, с другой стороны, как-то
придется докладывать, если...
- Понимаешь, живым или мертвым он должен быть найден до
одиннадцатого, - будто читая мои мысли, сказал Генеральный. - Конечно,
лучше бы живым, но тут от тебя не зависит. Двенадцатого у журналистов
инструктаж у Замятина и Суслова, четырнадцатого - обед у Леонида Ильича,
пятнадцатого - отъезд. Но подавать труп на обед, сам понимаешь, нельзя.
Значит, крайний срок выяснить что с ним - одиннадцатое число, понедельник.
В твоем распоряжении семь дней, как у Бога. Сотворишь Белкина - грудь в
крестах, квартира в центре, старшего советника получишь, несмотря на...
возраст.
По-моему, вместо "возраст" он имел ввиду что-то другое, но удержался
в последнюю секунду, заменил слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16