Эмиру не понравилось имя Хамрохон, и ей дали прозвище Оим Шо — «сударыня-царица», отвели для нее отдельное помещение во дворце, дали целый штат слуг, окружили царским великолепием. Алим в самом деле страстно влюбился в прелестную Хамрохон. Он совсем позабыл дорогу в свой гарем и даже к матери не заходил; шел прямо к Оим Шо и только с ней чувствовал себя счастливым.
Но Оим Шо вовсе не была счастлива: ни почет, ни богатство эмира не радовали ее.
Сначала она целые дни плакала и сокрушалась. Ее поэтическая натура не мирилась с жизнью, которая ее теперь окружала. С малых лет она привыкла к нежности родителей, воспитывалась на тонких стихах Низами, Саади, Хафиза, и весь быт гарема, все порядки и правила дворцовой жизни казались ей грубыми. Ее сердце жаждало нежной любви, красивых слов, она постоянно мечтала и ждала чего-то. Она считала себя Ширин и искала Фархада, воображала себя Лейли и ждала Меджнуна. С детства строила воздушные замки, а теперь все они были разрушены, все было сметено, ей приходилось покоряться воле эмира.
Часто, проливая слезы, она бранила тетушку Анбар, но и это не приносило ей утешения, только бередило рану. Анбар понимала горе этой красивой и умной женщины и, плача с ней вместе, говорила:
— Видит бог, я этого не хотела, дитя мое! Я желала для тебя другой судьбы, но что поделаешь? Судьба не во власти человека. Радуйся хоть тому, что эмир женился на тебе по закону, сделав тебя законной женой. А если бы он силой взял тебя в гарем, сделал своей наложницей, как сорок других девушек, что бы мы тогда делали?
— Я убила бы себя!
— Ах,— сказала Анбар, глубоко вздыхая,— ты еще ребенок, не знаешь жизни. Если бы судьба отвернулась от тебя и ты искала бы смерти, кто знает, нашла бы ты ее?
Будь благодарна за то, что есть.
Оим Шо, хоть и не была благодарна судьбе, все же постепенно смирилась с ней. Эмир был молод и привлекателен. Оим Шо была его любимая жена. Но тут в гареме, как и следовало ожидать, начались скандалы. Сначала другие жены эмира, а потом и мать его стали ревновать его к ней, возненавидели ее. Страстная влюбленность и привязанность эмира, который предпочитал Оим Шо всем другим, объединила против нее трех старших жен и его мать. Разгорелись интриги, козни, и это отравило ей и без того невеселую жизнь. С ней не здоровались, не оказывали принятых знаков уважения и почтения, не приглашали на вечерние сборища и развлечения, если и приглашали, то с такими усмешками и ядовитыми словами, что пропадало всякое удовольствие. Мать эмира, встречаясь с ней, говорила колкости, смотрела так неприветливо, что Оим Шо совсем извелась. А ведь она не могла не ходить каждое утро здороваться с матерью эмира: хотела не хотела, а должна была идти, а возвратясь, плакала у себя...
Один раз, когда она сидела и плакала, вошел эмир.
Ну-ну,— сказал он улыбаясь,— что еще случилось? Почему столько воды в этих прелестных черных глазках? Нехорошо!
Оим Шо встала, поклонилась и молча села в стороне. Эмир, сидя на кушетке, снова спросил:
Что с тобой? Кто тебя обидел, скажи!
Мне вспомнились стихи Бедиля,— сказала Оим Шо.
— Я читал Бедиля,— сказал эмир шутливо,— что-то я не встречал у него плаксивых стихов.
— Есть такие стихи,— сказала Оим Шо твердо.
— Какие же? Ну-ка прочти! Может быть, и я заплачу!
— Вы не будете плакать, это не имеет к вам отношения, вы же...
— Что я?
— Вы — падишах, вы выше всех.
Эмир был доволен и попросил, чтобы она все же прочла ему стихи Бедиля. И Оим Шо прочла без всякого страха:
Не любит прямодушных век жестокий. Кто честен, тот — сучок в глазу у рока.
Эмир засмеялся:
— Это же не касается ни меня, ни тебя!
— Вас не касается,— сказала Оим Шо,— а меня касается. Если бы я, как другие ваши жены, кривила душой, я была бы всем мила — и вам и вашей матушке-государыне.
Эмир опять засмеялся.
— Мне ты и так мила! — сказал он, взяв Оим Шо за руку и притянув к себе.— И эти твои капризы, избалованность мне тоже милы!
Оим Шо вырвала у него руку и сказала:
— Пусть я избалована, но ведь ваша мать не хочет со мной здороваться, не отвечает на мои приветствия, каждое утро у меня испорчено!
— Я знаю,— сказал эмир, отпуская Оим Шо,— я знаю, что их высочество — матушка моя — и другие во дворце восстали против тебя. Но что поделаешь, ты сама виновата!
— Чем я провинилась?
— Тем, что ты такая красавица! Все тебе завидуют, все ревнуют меня к тебе... потому что я влюблен в тебя...
Когда Оим Шо рассказала это Анбари Ашк, та изумилась.
— Господи боже! Эмир Бухары влюбился в женщину — да ведь это все равно что вода в арыке вспять потекла. Удивительно!
— Не удивляйтесь,— сказала со смехом Оим Шо,— в Бухаре есть арык, который течет вспять!
— Верно, верно! Есть такой арык,— сказала Анбар, подумав,— дай бог, чтобы этого не увидел глаз Алимхана!
Анбар знала непостоянство Алимхана и предостерегала Оим Шо.
— Надо думать и о других женах, и о матери эмира! — сказала она.
— Думая о них, я совсем перестала думать о себе,— сказала Оим Шо.— Эмиру говорила, а он только смеется. Что мне еще сделать? Сегодня я гадала по книге Хафиза, и он мне вот что ответил:
Лапой ударив, любовь порвала целомудрия ткани,
Сжег твой единственный взгляд вековое мое воздержанье!
— О-о-о! Душу мою отдам в жертву за Хафиза! — сказала тетушка Анбар.— Все, что он говорит, так мудро и верно. Не беспокойся, если суждено, все твои враги потерпят поражение.
Но только будь смелой, не бойся никого! Если же обнаружишь свою слабость, сама будешь побеждена.
И вот Оим Шо начала действовать против своих врагов - против других жен эмира, против его матери,— как бы объявила им войну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123