Вроде бы сие невозможно — согласен, и кое-кто скажет, что мне следовало бы вернуть все мои школьные ведомости, где неизменно красовалось «отлично» по математике, но никто меня не разубедит, что те минуты, когда я делаю два дела одновременно, должны быть помножены
на два. К примеру, когда я сижу в ванне и одновременно штудирую криминологический вестник или чищу зубы левой рукой, а правой провожу щеткой но пиджаку, висящему на плечиках, разговариваю по телефону и заодно читаю обвинительное заключение,— время движется по абсциссе АВ, а моя работа составляет 2АВ.
Но почему я, собственно, о простых вещах говорю столь замысловато? Кому нужна эта витиеватость? Говорю я так, скорее всего, потому, что работу свою люблю. Что мне уже осточертело выслушивать анекдоты, какие обычно рассказывают о людях нашей профессии (я уже собрал изрядную коллекцию этих хохм), и я не могу удержаться, чтобы при любом случае не заметить во всеуслышание: дело с нами обстоит не так уж плохо. Во всяком случае, у меня, как мне кажется, развито чувство юмора, я знаю, в каких случаях пишется «и», а в каких «ы», и, как следует из вышесказанного, знаю цену времени. Пусть после этого кто-нибудь осмелится утверждать, будто Бертик Глухий не отличает сена от соломы!
Ах да, эти несчастные имя и фамилия! Это второе, что меня мучает наряду с моем неудавшейся семейной жизнью. Однажды я непременно стребую с кого-нибудь компенсацию за моральный ущерб, причиненный мне моим именем. Из-за нею я с малолетства познал, что жизнь отнюдь не Прогулка по цветущему лугу. Начиная с детского сада я вынужден драться с теми, кто утверждает, будто человек, отмеченный таким образом, не заслуживает ни дружеского положения, ни доверия, ни тем более любезного обхождения. Собственно, вся моя жизнь — это сплошное доказывание того, что и с подобным изъяном можно чего-то стоить.
Перед войной мой дед, Адальберт Елииек, держал в небольшом городке ювелирную лавку. И вся наша
родия ИЗ КОЖИ Лезла поп, чтобы снискать его благоволение. Пятерым моим ДВОЮРОДНЫМ братьям был нанесен тот же моральный утери, что мне,— все мы Адальберты, и при встречах с родными порождает изрядную неразбериху. В итоге все старания родственников пошли насмарку — дедово дело национализировали, и фирма «Елинек» ныне называется «Кооператив „Золотых дел мастер"».
Тем, что я сохранил хладнокровие, я обязан прежде всего отцу, который с иронической усмешкой наблюдал за никому не нужным соперничеством. Он отваживался даже над матерью, твердя, что ему незачем зариться на чье-то золото. Что с него достаточно «вот этих молотых чешских рук» — отец был первоклассным механиком. Остальные дожидались наследства, ссорились друг с другом, отравляя себе лучшие годы жизни. Прикидывали с карандашом в руках: «Если я получу это, а Карла удовольствуется тем...»
Золотая лихорадка, я должен с сожалением это констатировать, охватила прежде всего мою мать, которая трижды в день внушала мне, что однажды я стану, должен стать ювелиром, и только ювелиром. Надо ли удивляться, что я взлелеял в себе отвращение к золотым предметам, что я решил во что бы то ни стало заделаться грабителем? Я мечтал крушить витрины ювелирных мастерских и раскалывать сейфы, как орехи. Разумеется, я не собирался стать заурядным подонком, который трахнет клиента обрезком трубы — и дело с концом, я хотел овладеть профессией грабителя-джентльмена. Я мечтал носить «бабочки» в горошек и работать в перчатках. Ах, боже (коего, судя по всему, нет и в помине)! Было бы ужасно, если бы детские мечты сбывались. Сегодня у меня титул доктора правоведения и звание старшего лейтенанта криминальной службы.
Ноксирон начинает действовать. Я вытягиваюсь, по рукам и ногам разливается усыпляющее тепло. Телефон звякнул, словно пробуя голос, а затем принялся трезвонить.
Моя жена была художницей, она любила кричащие краски. Самый ненавистный предмет в моей квартире пламенеет оранжево, точно спина дворника. Кричит. Кричит окраской, а теперь и звуковым сигналом. Меня нет дома, уговариваю я его. Ну вас всех к черту, нет меня дома, и все тут! Я уехал с цирком «Прага» в кругосветное турне. Я на Таити, с которым нет телефонной связи. Я '"пропал без вести. Я «безвестная пропажа», как выражается один мой приятель, кстати сочинитель детективных романов.
Будучи человеком дисциплинированным, я, разумеется, поединок проигрываю. Беру трубку.
— Слушаю! Глухий!—отзываюсь я, как обычно. Это всего-навсего жалкая острота, я понимаю, но все-таки лучше, чем ничего.
— Майор Бажант.
— Да, слушаю,— осекаюсь я.
— Через десять минут за вами приедут. Срочное задание.
— Понимаю.
— Все! — Трубка на другом конце провода падает на рычаг.
О служебных делах наш начальник не распространяется по телефону, дома у него тоже, небось, висит плакатик
со скосившим глаза диверсантом, какой маячил у каждого аппарата в части, где я проходил военную службу. БУДЬ БДИТЕЛЕН! ВРАГ ПОДСЛУШИВАЕТ! А, ладно, в конце концов, через несколько минут я узнаю, в чем дело.
Я выбираюсь из постели, бегу ставить воду для кофе. Теперь наоборот — нужно снять усталость, нейтрализовать действие снотворного. Так я и знал, что его не следует принимать, ведь было предчувствие! Все мы делаем глупости. Поскольку времени у меня в обрез, наливаю в ковшичек воду из крана с горячей водой. Самый верный способ сделать кофе невкусным. Теплая вода у нас отдает машинным маслом. Едва успеваю обжечь нёбо, как уже звонят у дверей. На пороге мне ехидно улыбается капитан Экер.
СОБСТВЕННО, НАСТОЯЩАЯ ФАМИЛИЯ капитана Экснера — Бавор. Камил Бавор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91