ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Так, если близкий человек заболевает заразной болезнью, принимаешься ухаживать за ним — и отвращение к болезни пропадает. Я втихомолку посмеивалась над собой: вот и стали сказываться результаты перевоспитания.
Ручное рытье колодца, в отличие от механического бурения, не требует круглосуточной работы. Поэтому мы решили придерживаться распорядка, который действовал для полевых работ. Ранним утром натощак
шли на огород, потом я и Асян возвращались на кухню и привозили на тачке завтрак — пампушки, жидкую рисовую кашу, маринованную капусту и кипяток. По ровной дороге или под уклон тачку толкала я, на извилистой тропинке и в гору за дело бралась Асян. Занятие это было нелегкое — по горькому опыту я знала, что стоит накренить тачку, как кипяток и каша плескаются. Хотя вклад каждой из нас был неравноценным, работали мы дружно, не пререкаясь по мелочам. На обед возвращались домой, потом отдыхали и снова работали до темноты. На ужин мы частенько приходили последними.
Так прошло много — не помню точно сколько — дней. Глубина колодца превысила три метра. Воды становилось все больше, копать было все трудней — пришлось обратиться за помощью. Явились двое высоченных молодых парней. Обычно колодцы роют зимой, когда вода теплее, чем воздух, мы же работали в летнюю жару, когда по контрасту вода казалась ледяной. Мы с Асян боялись, что парни простудятся, но не хотели показаться навязчивыми и наблюдали за ними издали. Они болтали, смеялись и вовсе не казались зябнущими.
Вода сначала была им по колено, потом стала по пояс. Для целей орошения такой глубины было достаточно. Я предложила раздобыть водки, чтобы согреть парней и отпраздновать окончание работы. Идея пришлась всем по душе. Один из наших помощников — начальник «вспомогательной мастерской» — научил, как ее осуществить. Я побежала на кухню, наговорила там с три короба и получила-таки бутылку. Видимо, для острастки любителей выпить на ней был нарисован большой иероглиф «яд» с тремя восклицательными знаками, а под ним череп и скрещенные кости. Содержимого в ней было чуть на донышке. С этой страшной на вид бутылью я должна была пойти на «центральную усадьбу» в кооперативную лавку. Я неслась как на крыльях, чтобы успеть до ее закрытия. Талонов на приобретение спиртного у нас не было, но бутылка произвела впечатление, и мне удалось уговорить продавца. Он отпустил мне пол-литра водки и — вместо закуски — полкило «фруктового» сахара, больше похожего на ком грязи. С этим я помчалась на огород.
Все уже сидели вокруг готового колодца — и те, кто копал, и те, кто только помогал. Я разлила водку в протянутые чашки, оставив немного для кухни, и разделила похожий на глину сахар. Это и был наш банкет по случаю успешного завершения работ.
Не мне судить о том, насколько они были тяжелы. Я знаю лишь, что женщина на соседней постели после рабочего дня ворочалась и стонала во сне. Не в силах заснуть, я представляла себе, как она мучается, и мне было стыдно за себя. Я слышала также, как молодые ребята жаловались, что «тоже постарели», и думала: а будь мне лет двадцать, я тоже могла бы поработать...
Когда мы приобрели водочерпалку, колодец был уже заполнен водой. Его отверстие оказалось очень широким, так что пришлось ставить длинный ворот. Впрочем, вращать длинный ворот было удобнее — не кружилась голова. Молодые ребята, войдя в азарт, делали до ста оборотов. Навещавшие наш огород признавали, что корпеть над грядками трудно, но и вращать ворот не легче.
Я вместе со всеми уходила на работу рано и возвращалась поздно, но мне давали лишь нетрудные поручения. Я все время была вместе с коллегами, и постепенно во мне родилось «чувство коллектива», или «стадное чувство», я стала одной из «наших». Кратковременная совместная работа не дает такого ощущения — потрудились и разошлись восвояси. Сложнее обстоит дело с умственным трудом. Конечно, можно коллективно работать над статьей, но между собирающими материалы и пишущими окончательный текст часто нет полного взаимопонимания. За годы пребывания в школе кадров — а казалось, что оно будет продолжаться до конца наших дней,— это чувство приобщения к «нашим» все крепло и крепло.
О тех, кто направлялся на работу в школу кадров перевоспитывать нас, иной раз говорят, что «они не мокли под дождем и не сгорали на солнце». А кто эти «они»? И кто эти «мы»? «Мы» — это все, кто воспитывался трудом. Среди нас были и члены боровшихся фракций, и тех кого «они» ранее сажали в «коровник». Главное, что нами командовали «они». Но не каждого, кто был начальником, кто «не мок и не сгорал», мы относили к «ним». Типичный представитель «их» — тот, кто строил из себя важную шишку, непрестанно поучал и командовал. К «ним» принадлежали и бесстыдные подхалимы, и те, которые «даже матерную ругань считают национальным сокровищем». Конечно, различия между «нами» и «ними» не носили классового характера, но тем не менее в ходе общения с разными людьми я начинала понимать, что такое «классовые чувства».
А вот крестьяне — те самые бедняки и низшие середняки, у которых нам полагалось учиться,— нас за своих не принимали. Они говорили: «Зачем вам самим выращивать овощи, вы их все равно покупаете!» Крестьяне по ночам воровали посаженные нами бататы и капусту, выкапывали и продавали на рынке саженцы деревьев. Они свозили к себе выращенную нами сою и еще ругали нас за то, что мы «едим казенное зерно». Для них мы были «они» — те, что «одеваются плохо, да едят хорошо, и у каждого на руке часы».
3. МОЙ ОГОРОД. РАССКАЗ О ВРЕМЯПРЕПРОВОЖДЕНИИ
В нашей роте все трудились сколько хватало сил и съедали все, что могли,— будем считать, что это и означает «от каждого по способностям, каждому по потребностям».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Ручное рытье колодца, в отличие от механического бурения, не требует круглосуточной работы. Поэтому мы решили придерживаться распорядка, который действовал для полевых работ. Ранним утром натощак
шли на огород, потом я и Асян возвращались на кухню и привозили на тачке завтрак — пампушки, жидкую рисовую кашу, маринованную капусту и кипяток. По ровной дороге или под уклон тачку толкала я, на извилистой тропинке и в гору за дело бралась Асян. Занятие это было нелегкое — по горькому опыту я знала, что стоит накренить тачку, как кипяток и каша плескаются. Хотя вклад каждой из нас был неравноценным, работали мы дружно, не пререкаясь по мелочам. На обед возвращались домой, потом отдыхали и снова работали до темноты. На ужин мы частенько приходили последними.
Так прошло много — не помню точно сколько — дней. Глубина колодца превысила три метра. Воды становилось все больше, копать было все трудней — пришлось обратиться за помощью. Явились двое высоченных молодых парней. Обычно колодцы роют зимой, когда вода теплее, чем воздух, мы же работали в летнюю жару, когда по контрасту вода казалась ледяной. Мы с Асян боялись, что парни простудятся, но не хотели показаться навязчивыми и наблюдали за ними издали. Они болтали, смеялись и вовсе не казались зябнущими.
Вода сначала была им по колено, потом стала по пояс. Для целей орошения такой глубины было достаточно. Я предложила раздобыть водки, чтобы согреть парней и отпраздновать окончание работы. Идея пришлась всем по душе. Один из наших помощников — начальник «вспомогательной мастерской» — научил, как ее осуществить. Я побежала на кухню, наговорила там с три короба и получила-таки бутылку. Видимо, для острастки любителей выпить на ней был нарисован большой иероглиф «яд» с тремя восклицательными знаками, а под ним череп и скрещенные кости. Содержимого в ней было чуть на донышке. С этой страшной на вид бутылью я должна была пойти на «центральную усадьбу» в кооперативную лавку. Я неслась как на крыльях, чтобы успеть до ее закрытия. Талонов на приобретение спиртного у нас не было, но бутылка произвела впечатление, и мне удалось уговорить продавца. Он отпустил мне пол-литра водки и — вместо закуски — полкило «фруктового» сахара, больше похожего на ком грязи. С этим я помчалась на огород.
Все уже сидели вокруг готового колодца — и те, кто копал, и те, кто только помогал. Я разлила водку в протянутые чашки, оставив немного для кухни, и разделила похожий на глину сахар. Это и был наш банкет по случаю успешного завершения работ.
Не мне судить о том, насколько они были тяжелы. Я знаю лишь, что женщина на соседней постели после рабочего дня ворочалась и стонала во сне. Не в силах заснуть, я представляла себе, как она мучается, и мне было стыдно за себя. Я слышала также, как молодые ребята жаловались, что «тоже постарели», и думала: а будь мне лет двадцать, я тоже могла бы поработать...
Когда мы приобрели водочерпалку, колодец был уже заполнен водой. Его отверстие оказалось очень широким, так что пришлось ставить длинный ворот. Впрочем, вращать длинный ворот было удобнее — не кружилась голова. Молодые ребята, войдя в азарт, делали до ста оборотов. Навещавшие наш огород признавали, что корпеть над грядками трудно, но и вращать ворот не легче.
Я вместе со всеми уходила на работу рано и возвращалась поздно, но мне давали лишь нетрудные поручения. Я все время была вместе с коллегами, и постепенно во мне родилось «чувство коллектива», или «стадное чувство», я стала одной из «наших». Кратковременная совместная работа не дает такого ощущения — потрудились и разошлись восвояси. Сложнее обстоит дело с умственным трудом. Конечно, можно коллективно работать над статьей, но между собирающими материалы и пишущими окончательный текст часто нет полного взаимопонимания. За годы пребывания в школе кадров — а казалось, что оно будет продолжаться до конца наших дней,— это чувство приобщения к «нашим» все крепло и крепло.
О тех, кто направлялся на работу в школу кадров перевоспитывать нас, иной раз говорят, что «они не мокли под дождем и не сгорали на солнце». А кто эти «они»? И кто эти «мы»? «Мы» — это все, кто воспитывался трудом. Среди нас были и члены боровшихся фракций, и тех кого «они» ранее сажали в «коровник». Главное, что нами командовали «они». Но не каждого, кто был начальником, кто «не мок и не сгорал», мы относили к «ним». Типичный представитель «их» — тот, кто строил из себя важную шишку, непрестанно поучал и командовал. К «ним» принадлежали и бесстыдные подхалимы, и те, которые «даже матерную ругань считают национальным сокровищем». Конечно, различия между «нами» и «ними» не носили классового характера, но тем не менее в ходе общения с разными людьми я начинала понимать, что такое «классовые чувства».
А вот крестьяне — те самые бедняки и низшие середняки, у которых нам полагалось учиться,— нас за своих не принимали. Они говорили: «Зачем вам самим выращивать овощи, вы их все равно покупаете!» Крестьяне по ночам воровали посаженные нами бататы и капусту, выкапывали и продавали на рынке саженцы деревьев. Они свозили к себе выращенную нами сою и еще ругали нас за то, что мы «едим казенное зерно». Для них мы были «они» — те, что «одеваются плохо, да едят хорошо, и у каждого на руке часы».
3. МОЙ ОГОРОД. РАССКАЗ О ВРЕМЯПРЕПРОВОЖДЕНИИ
В нашей роте все трудились сколько хватало сил и съедали все, что могли,— будем считать, что это и означает «от каждого по способностям, каждому по потребностям».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16