— Конечно, нет, — оборвал его О'Мой, которого прошиб холодный пот. — Едва ли стоит посвящать дам в подобные дела, граф.
— Вероятно, вы правы, да, вы правы, — согласился Самовал, как бы принимая упрек и умолкая. Но, едва лишь О'Мой перевел дух, он продолжил: — И я уверен, дорогой генерал, что — это, кстати, и в ваших интересах, — что не будет колебаний и тогда, когда этого лейтенанта Батлера схватят.
— Кого?! — Леди О'Мой изменилась в лице.
Сэр Теренс сделал отчаянную попытку замять разговор.
— Это не имеет никакого отношения к Дику, дорогая. Малый, по имени Филипп Батлер, который...
Но очень хорошо информированный Самовал поправил его:
— Не Филипп, генерал, — а Ричард Батлер. Я узнал имя вчера от Форжеша.
В наступившей вслед за его словами пугающей тишине ничего не понимающему графу, видевшему, как бледнеет лицо леди О'Мой и расширяются взирающие на него сапфировой синевы глаза, представилось, что он неожиданно очутился на театральном спектакле.
— Ричард Батлер! — повторила она. — Что Ричард Батлер? Скажите мне! Говорите немедленно!
Самовал заколебался и посмотрел на О'Моя, но встретил его хмурый взгляд. Леди О'Мой обратилась к мужу:
— В чем дело, Теренс? Ты знаешь что-то о Дике и скрываешь это от меня? Дик в беде?
— Да, — мрачно подтвердил О'Мой. — В большой беде.
— Что он натворил? Ты говорил о каком-то деле в Эворе или Таворе, в которое не стоит посвящать дам. Я хочу знать, что это за история.
Любовь к брату и тревога за него придали леди О'Мой решительность, которую она так редко проявляла.
Видя обоих мужчин в оцепенении — Самовала от все возрастающего изумления, а О'Моя от полной подавленности, — она предположила после всего, что было сказано, что их молчание объясняется соображениями благопристойности.
— Оставь нас, Сильвия, пожалуйста, — попросила леди О'Мой. — Прости меня, милая. Но ты видишь, они не могут себе позволить говорить об этом в твоем присутствии.
В ожидании ухода своей скромной и благоразумной кузины, маленькая и несчастная, она стала обрывать нервными пальцами лепестки одной из принесенных Самовалом роз.
Едва мисс Армитидж скрылась за дверью крыла дома, где находились занимаемые генерал-адъютантом жилые комнаты, леди О' Мой без сил откинулась на спинку кресла.
— Теперь, — попросила она, — пожалуйста, расскажите все.
О'Мой вздохнул, сожалея по поводу разоблачения с таким трудом замаскированного обмана, и хриплым голосом поведал правду.

Глава IV
ГРАФ САМОВАЛ

Мнение мисс Армитидж совпадало с мнением леди О'Мой. Но она сочла для себя невозможным строить предположения относительно того, что мог натворить Дик Батлер, и переживала за Юну. Но не за Дика.
По арочной галерее, идущей вдоль южной стороны дома и соединяющей жилые и служебные комнаты, мисс Армитидж направилась в рабочий кабинет сэра Теренса, надеясь застать там капитана Тремейна, который должен был быть сейчас один.
— Я могу войти? — спросила она с порога.
Капитан быстро встал.
— Конечно, мисс Армитидж. — Зная его обычную невозмутимость, можно было сказать, что молодой человек выглядел теперь, пожалуй, несколько взволнованным.
— Вы ищете сэра О'Моя? Полчаса назад он ушел завтракать, и я как раз тоже собираюсь сделать это.
— Что ж, не смею вас задерживать.
— Что вы, напротив. Я хотел сказать... вовсе нет. Но... чем я могу быть вам полезен?
Прикрыв дверь, с присущей ей грацией она прошла в глубь комнаты.
— Я хочу, чтобы вы мне кое-что рассказали, капитан Тремейн, и мне необходимо, чтобы вы были откровенны со мной.
— Полагаю, иначе и быть не может.
— Мне бы хотелось, чтобы вы сейчас смотрели на меня как на своего друга мужчину.
Тремейн вздохнул. Он уже оправился от неожиданности ее появления и был опять невозмутим.
— Смею вас заверить, мне бы менее всего хотелось смотреть на вас так. Но если вы настаиваете...
— Да, настаиваю, — решительно подтвердила мисс Армитидж, нахмурившись при этих его словах, содержащих некий полушутливый намек.
— Повинуюсь вашему желанию, — слегка поклонившись, сказал капитан.
— В чем именно провинился Дик Батлер?
Он внимательно посмотрел на свою собеседницу.
— Что произошло в Таворе?
Тремейн продолжал молча смотреть на нее.
— А что вы об этом слышали? — наконец спросил он.
— Только то, что он натворил что-то — что именно, я не знаю — и последствия для него, как я поняла, могут быть весьма серьезными. Я очень тревожусь за Юну и хочу знать, в чем дело.
— А Юна это знает?
— Ей как раз сейчас рассказывают. Граф Самовал проговорился при ней о деле Дика.
— Почему вы, в таком случае, не остались при этом разговоре?
— Потому, что они отослали меня по причине — какой вздор! — моей молодости и невинности, которые нельзя оскорблять.
— А я, как вы полагаете, на этот счет не слишком щепетилен?
— Наоборот. Я уверена, что вы способны рассказать о чем угодно так, что это прозвучит в любом случае пристойно.
— Сильвия!
Этим восклицанием молодой человек выразил свой восторг и признательность за данную ему косвенным образом высокую оценку, забыв, следует признать, в эту минуту и о Дике Батлере, и о его бедах, что в тот момент не могло не насторожить мисс Армитидж, лицо которой приняло холодное выражение.
— Право, капитан Тремейн!
— О, простите меня, — спохватился он. — Но вы как будто намекнули... — Он смущенно замолчал.
Ее щеки порозовели.
— Да, сударь? — строго спросила она. — На что я намекнула, или вам показалось, будто намекнула?
Но неожиданно мисс Армитидж изменила тон.
— Пожалуй, мы сильно увлеклись мелочами, тогда как дело, с которым я к вам пришла, серьезное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82