Водило вокруг патриарха. Вокруг
патриарха... - бормотал он себе под нос. - И ведь что интересно, я не
первого порешил, а так скверно никогда не было. Я и вовсе не брал в
голову, ни один волос у меня не поседел. А тут навалились будто все разом,
всем скопом. Вот меня и закрутило! Хуже всего в открытой прерии. Там он
виден в упор! Доконает меня этот призрак! А я не дамся! Не дамся! Черт
побери!
Я молчал.
- Что вы сказали о призраке? - это был уже вопрос ко мне.
- Я ничего не говорил. Успокойтесь.
Взгляд его блуждал, кулаки сжимались.
- Ни слова больше! Хочу покоя! Покоя! Вы должны сделать для меня одно
доброе дело.
- Все, что в моих силах. Я обязан вам жизнью.
- Вы джентльмен. У вас получится. - Он перевел дух. - Надо съездить
со мной к алькальду.
- Зачем?
- Кое-что сказать... Чего не должна знать ни одна душа.
- Почему бы вам не взять с собой Джонни?
- Джонни? Да он в десять раз хуже меня. Я всем злодеям злодей, клейма
ставить негде. Но я честный, открытый, я привык лоб в лоб... И в тот раз
так же. А Джонни - трусливый пес, он хватает исподтишка.
- Но мне-то зачем к сквайру?
- Он судья. Судья в Техасе. Американец, как я и вы. Он судит по
справедливости.
- Когда ехать?
- Как можно скорее. Мне больше не выдержать. Мука адская! Ни минуты
покоя! Так и тащит к патриарху! Даже ночью не усидел на месте!
- Ночью вы опять были у дерева?
- Не мог превозмочь. Восемь дней назад я сказал себе: надо ехать в
Сан-Фелипе... во что бы то ни стало... Я уже думал, подъезжаю к цели,
смотрю: а это патриарх.
- Бедняга!
- Собрался в Анауа. Проскакал целый день. И что же? Где, вы думаете,
очутился вечером? У патриарха!
- Я готов ехать с вами к алькальду, - сказал я, поднимаясь с постели,
- в любую минуту.
- Вы не двинетесь с места, пока не расплатитесь, - прохрипел невесть
откуда взявшийся Джонни.
- Джонни! - гаркнул Боб, подняв его как ребенка и с такой силой
усадив на стул, что у того затрещали кости. - Джонни, этот джентльмен -
мой гость. Ясно? Вот тебе расчет!
- Что вы задумали?
- Не твое дело! Убирайся!
Джонни шмыгнул в угол как побитая собака. Мулатка же и не думала
робеть. Уперев руки в пышные бока, она вразвалочку прохаживалась по
комнате.
- Его не надо брать, этого джентльмена, - зазвенел ее резкий голос. -
Не надо! Он еще слаб. На ногах-то еле стоит, какая уж тут езда!
Она была недалека от истины. Лежа в постели, я переоценил свои силы,
ноги плохо держали меня. Боб на мгновение заколебался, но лишь на
мгновение. Он сграбастал грузную мулатку и поступил с ней точно так же,
как и с ее сожителем, только место ей определил за порогом.
Завтрак, состоявший из чая и бататовых лепешек с маслом, заметно
подкрепил меня, и я смог забраться на коня. На мне не было живого места,
но мы ехали медленно, утро выдалось прекрасным, воздух приятно бодрил,
из-под копыт то и дело взлетала и улепетывала всевозможная дичь. Но Боб,
казалось, ничего не замечал вокруг. Он без конца что-то бубнил себе под
нос. Я мог уловить смысл некоторых его признаний, которые, по правде
говоря, предпочел бы не слышать. Но это не всегда удавалось. Порой он
вопил, как бесноватый, а когда вдруг замолкал, то это означало, что его
снова морочит какой-то призрак. Он впивался своим безумным взглядом в одну
точку, вздрагивал и стонал от ужаса. И когда мы, наконец, увидели
огороженную плантацию, принадлежавшую судье, у меня камень с души
свалился.
Большой дом каркасной постройки выказывал приметы не только полного
достатка, но и некоторой роскоши. Он стоял в прохладной тени хинных
деревьев. Слева простиралось поле хлопчатника акров на двести, справа
крутой излучиной изгибался Хасинто. Над всем этим царила столь
торжественная тишина, что Боб, кажется, немного оробел. Он остановился у
ограды, нерешительно поглядывая в сторону дома, и производил впечатление
человека, оказавшегося у опасной черты.
Его замешательство длилось минут пять. Я не раскрывал рта, боясь
прервать внушения его внутреннего голоса. Наконец, одним рывком, как бы
приняв окончательное решение, он распахнул ворота. Мы въехали в большой
сад, за штакетником по обе стороны от нас тянулись ряды апельсиновых,
банановых и лимонных деревьев. Они подходили к наружному двору, здесь были
вторые ворота - с колоколом. Когда Боб ударил в него, из дверей дома
появился чернокожий слуга. Он кивнул Бобу, как старому знакомому и сказал,
что тот очень нужен судье и судья как раз справлялся о нем. Мне было
предложено спешиться и сказано, что завтрак скоро будет готов, а за конями
присмотрят. Я ответил, что не собираюсь испытывать гостеприимство хозяев.
У меня был отнюдь не визитный вид. Грязь и дыры на одежде не позволяли
набиваться в гости к техасскому гранду.
Чернокожий нетерпеливо замотал головой.
- Маса, пожалуйста, слезьте с коня, завтрак готов, за лошадьми
присмотрят.
Мы вошли в хорошо обставленную - по техасским меркам - комнату и в
облаке сигарного дыма увидели хозяина. Он только что кончил завтракать, со
стола еще не успели убрать посуду. Судя по всему, хозяин не любил
церемоний. "Доброе утро" он выдавил через силу. С первого взгляда мне
стало ясно, что родом он из Западной Виргинии или из Теннеси. Только в тех
краях вырастают такие великаны. К тому же крупные черты лица, массивные
плечи, зоркие серые глаза - первые признаки мужской красоты для жителей
лесной глухомани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15