Боб стоял перед ним, опустив голову в запятнанной кровью
повязке.
- Давненько ты не показывался, Боб! А в последние дни для тебя
нашлось бы дело, если ты вообще способен на доброе дело. Ты мог бы стать
просто находкой для общества, если бы бросил кое-какие художества. На днях
приехала моя приемная дочь. Мы вынуждены были послать за Джоулем, чтобы
подстрелить оленя и пару дюжин вальдшнепов.
Боб не отвечал.
- Ступайте на кухню, там вас накормят.
Боб не двинулся с места.
- Идите на кухню и поешьте. Птоли, - алькальд повернулся к
чернокожему, - скажи Вени, пусть принесет ему пинту рома.
- Я не хочу пить, - пробормотал Боб.
- Допускаю. Похоже, ты уже изрядно набрался! Вид у тебя такой, будто
ты дикую кошку за хвост ловил.
Боб заскрипел зубами, но судья оставил это без внимания.
- А вы что стоите? - обратился он ко мне. - Птоли! Разве ты не
видишь, человеку надо позавтракать? Где же кофе? Или вы любите чай?
- Благодарю вас, алькальд. Я недавно позавтракал.
- Этого, глядя на вас, не скажешь. Здоровы ли вы? Как оказались в
наших краях? Как свели знакомство с Бобом?
Он перевел свой испытующий взгляд на Боба.
- Я вам все объясню, - поспешил я завладеть его вниманием. - Бобу я
обязан очень многим, я обязан ему жизнью.
- Бобу?.. Жизнью?..
- Я был на волоске от гибели, когда он подобрал меня. Вчера Боб
вытащил меня из Хасинто.
- Вот как? Боб спас вам жизнь? Ты радуешь меня, Боб! Радуешь! Если б
ты еще с Джонни порвал! С ним ты плохо кончишь! Забудь его!
Алькальд говорил неторопливо и веско, не забывая прикладываться к
стакану и попыхивать сигарой.
- Ну как, Боб? Сможешь расплеваться с Джонни?
- Слишком поздно.
- Никогда не поздно сойти с грешной, порочной стези. Никогда!
- Уже не сойти.
- Вот как? Почему же?
- Я уж пытался. Ничего не выходит. Может, петля меня спасет.
Судья взял новую сигару и, задымив ею, спокойно сказал:
- По совести говоря, тебя давно бы следовало повесить. Если верить
газетам Джорджии, Алабамы и Миссисипи, ты раз десять добивался этой чести.
Но здесь, в Техасе, правят мексиканские законы. Нас не касается то, что ты
натворил там. А здесь ты вроде еще не отличился! На нет и суда нет.
- Я знаю, сквайр! Знаю! Но я измучился совсем. Хотел податься в
Сан-Фелипе и вниз, в Анауа, ничего не выходит. Призрак тащит назад к
проклятому патриарху.
- К патриарху? Что тебя тащит к патриарху?
- Что? А что гонит того, который...
- Который?..
- ...кого-нибудь порешил... Тот лежит под патриархом... кого я
порешил?
- Ты? Кого?
Судья окинул Боба своим острым взглядом и вдруг перешел на
сочувственный тон:
- Каким же образом он туда попал?
- Я отвез. И закопал там.
- Как это случилось?
- Сам-то не мог идти... с зарядом свинца...
- Если это был Джонни, считай, что ты оказал услугу отечеству и
сэкономил нам веревку!
Боб покачал головой.
- Десять дней прошло, как вы со мной рассчитались, вы дали мне
двадцать пятьдесят.
- Двадцать долларов пятьдесят центов! Советую не трогать деньги, пока
не наберется две сотни долларов. Тогда можно будет подумать о покупке
участка.
- Надо у доктора спросить.
- Ты бы давно избавился от лихорадки, Боб, если бы недели на две
воздержался от питья. Беда с тобой, Боб! Непутевый ты человек. Ладно,
живи, как умеешь. Если тебе нравится общество Джонни, черт с тобой. Но
темным делишкам с ним пора положить конец. Так думает вся округа. Что ты
на это скажешь?
Боб, казалось, все пропустил мимо ушей. Он начал свой рассказ.
- Дернул меня черт проезжать мимо дома Джонни. Захотелось выпить. Но
с коня не схожу. Подъехал к окну, заглянул, вижу: человек за столом сидит,
довольный такой, угостился на славу. У меня даже слюна потекла, но с коня
не схожу. Тут подкатывает ко мне этот бес, Джонни, и шепчет, чтоб я слез,
в доме, мол, есть один, очень для нас невредный, надо только подступиться
похитрей. У него, говорит, за пазухой кошель с золотом, толстый кошель.
Если предложить в картишки, наверняка клюнет.
Я не сразу решился, все думал. А Джонни, как бес, увивается. Ну я и
слез с коня. А когда слезал, доллары в кармане звякнули, и сразу я
разохотился. Только успел перекусить малость да опрокинуть стакан-другой,
Джонни уже карты тащит и кости. Стали играть. С каждым стаканом все больше
азарта и меньше долларов. Гляжу на пришлого и прикидываю, что его вполне
можно бы пощипать. А он сидит себе, ест и пьет, как будто ему до нас нет
дела. Начал я его подзуживать - все без толку. Ест и пьет. Когда я спустил
все до цента, у меня в глазах позеленело. А проиграл я больше, чем вы
думаете. Я ведь целых два месяца по лесам да прериям себе лихорадку
наживал за двадцать пятьдесят. И вот лихорадка осталась, а денег, чтоб
выгнать ее, нет! Скверно получилось. Джонни хихикал мне в лицо, звенел
моими долларами. И все подначивал: видишь, дескать, тугой кошелек, его
можно обменять всего за пол-унции свинца.
- Он так и сказал?
- Так и сказал. Я сперва ни в какую. Говорю, если у тебя глаза
разгорелись, так сам и займись своим гостем, черт побери! Уехал я. А
двадцать пятьдесят из головы не выходят. К вам я не решился, вы бы меня
только разбранили.
- Да не стал бы я тебя бранить, Боб! Я бы вызвал Джонни, собрал бы
дюжину присяжных из числа соседей. Джонни мы помогли бы убраться в другой
штат или в мир иной, а тебе - вернуть твои доллары.
Боб глубоко вздохнул и уставился на судью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15