Триффид был, разумеется, незрелый. Но еще прежде чем я полностью
оправился, отец узнал, как все произошло, и к тому времени, когда я снова
вышел в сад, он уже совершил над триффидом правосудие и сжег обрубки на
костре.

Как только ходячие растения стали установленным фактом, пресса
оставила прежнюю сдержанность и устроила им настоящую рекламу. Теперь
необходимо было подобрать им название. Ботаники уже привычно барахтались в
многосложных латинских и греческих словах, создавая производные от
ambulans и pseudopodia, но газеты и публика желали чего-нибудь более
простого для произношения и не слишком тяжеловесного для заголовков. Если
раскрыть газеты того времени, то можно встретить в них такие названия, как
тришоты триниты
трикаспы трипедалы
тригенаты трипеды
тригоны трикеты
трилоги триподы
а также массу других таинственных слов, которые даже не начинаются
обычным "три", хотя почти все они так или иначе включают в себя указание
на три "ноги" растения.
Шли споры - публичные и частные, в барах и клубах - о терминах, но
постепенно в этой филологической мешанине стал брать верх один термин. В
своей первичной форме он оказался не совсем приемлемым, но повседневное
употребление сократило его долгое "и", а привычка вскоре добавила для
уверенности второе "ф". Так возник общепринятый стандартный термин.
Короткое запоминающееся название, зародившееся в редакции какой-то газетки
как подходящий ярлык для диковинки - ему суждено было впоследствии
сделаться словом, неразрывно связанным с представлением о боли, страхе,
несчастье: триффид... [от английского "three feet" (три ноги)]

Первая волна всеобщего интереса скоро спала. Да, действительно,
триффиды были немного жутковаты, но в конечном счете именно потому, что
они были новинкой. Совершенно так же публика относилась к новинкам прошлых
лет - к черным лебедям, гигантским ящерицам, кенгуру. И если на то пошло,
разве триффиды более удивительны, чем двоякодышащие рыбы, устрицы,
головастики и сотни других живых существ? Летучая мышь, скажем, это
зверек, научившийся летать; отлично, теперь у нас есть растение,
научившееся ходить, - и что из этого?
Однако имелись в вопросе о триффидах аспекты, отмахнуться от которых
было труднее. Их внезапное появление и тем более их повсеместное
распространение представлялись весьма загадочными. Дело в том, что хотя
созревали они быстрее всего в тропиках, но сообщения о них поступали
отовсюду, кроме полярных районов и пустынь.
Публика была удивлена и несколько шокирована, узнав, что триффиды -
плотоядные растения, что мухи и другие насекомые, попавшие в чашечку самым
настоящим образом перевариваются содержащимся в ней липким веществом. В
нашем умеренном поясе мы, конечно, тоже знали о существовании крупных
насекомоядных растений, но мы не привыкли, чтобы они находились вне
специальных парников, и склонны были усматривать в них что-то неприличное
или, по крайней мере, неправильное. Но настоящую тревогу вызвало открытие,
что скрученный жгут, увенчивающий стебель триффида, представляет собой
тонкое трехметровое жало, способное с силой выбрасываться наружу и
содержащее достаточно яда, чтобы убить человека, если оно ударяет в
незащищенную кожу.
Как только эта опасность была оценена по достоинству, последовало
торопливое истребление триффидов; их рубили в куски повсюду, пока кого-то
не осенило, что для полного обезвреживания достаточно удались у триффида
жало. Только тогда это несколько истерическое избиение пошло на убыль, но
ряды триффидов к тому времени уже изрядно поредели. Несколько позже
появилась мода иметь одного-двух обезвреженных триффидов у себя в саду.
Выяснилось, что отрезанное жало восстанавливается только через два года, и
ежегодная обрезка вполне гарантирует вашим детям безопасную и забавную
игрушку.
В умеренном поясе, где человеку удалось ограничить большинство форм
жизни (кроме себя самого) более или менее строгими рамками, статус
триффидов был, таким образом, определен вполне четко. Но в тропиках,
особенно в джунглях, они быстро сделались бичом Божьим.
Путнику нелегко обнаружить засаду в кустах и зарослях, и едва он
вступил в зону поражения, ему навстречу выхлестывалось ядовитое жало. Даже
туземец не всегда мог разглядеть неподвижного триффида, коварно
затаившегося возле лесной тропинки. Они были сверхъестественно
чувствительны ко всякому движению поблизости от себя, и застать их
врасплох было трудно.
Борьба с ними превратилась в тропиках в серьезную проблему. Наилучший
способ состоял в том, чтобы отстреливать верхушку стебля вместе с жалом.
Туземцы взяли на вооружение длинный легкий шест с кривым ножом на конце;
они пользовались им довольно ловко, если успевали нанести удар первыми, но
ничего не получалось, когда триффид вдруг наклонялся вперед и неожиданно
увеличивал таким образом радиус поражения на метр-полтора. Вскоре, однако,
эти копьеобразные приспособления были вытеснены пружинными ружьями разных
типов. Как правило, они стреляли вертящимися дисками, вертящимися крестами
и маленькими бумерангами из тонкой стали. Точный бой у них не превышал
двенадцати метров, однако при попадании они напрочь срезали стебель и с
двадцати пяти метров.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14