..
У меня появилось скверное ощущение пустоты. Это было то самое
чувство, которое охватывало меня в детстве, если я начинал фантазировать,
будто по темным углам спальни прячутся призраки; тогда я не смел выставить
ногу из страха, кто-то протянется из-под кровати и ухватит меня за
лодыжку; не смел даже протянуть руку к выключателю, чтобы кто-то не
прыгнул на меня, едва я пошевелюсь. Теперь мне снова пришлось бороться с
этим ощущением, как я боролся с ним когда-то ребенком в темной спальне.
Просто поразительно, какие мы еще дети, когда дело доходит до испытаний
такого рода. Оказывается, древние страхи все время шагали рядом со мной,
выжидая удобного момента, и вот этот момент наступил - и все потому
только, что мои глаза закрыты бинтами и прекратилось уличное движение...
Я взял себя в руки и попробовал рассуждать логически. Почему
прекращается уличное движение? Обычно потому, что улицу перекрывают для
ремонтных работ. Все очень просто. В любой момент на сцене могут появиться
пневматические молотки, которые внесут разнообразие в слуховые впечатления
многострадальных пациентов.
Но у логики есть один недостаток: она не останавливается на полпути.
Она немедленно подсказала мне, что шума уличного движения нет даже вдали,
что не слышно ни гудков электричек, ни сирен буксиров. Не слышно было
решительно ничего, пока часы не начали отбивать четверть девятого.
Искушение посмотреть - бросить всего-навсего один взгляд краешком
глаза, не больше, просто составить какое-то представление о том, что же,
черт побери, происходит, - было огромно. Но я обуздал его. Во-первых,
легко сказать: бросить один взгляд. Для этого мне пришлось бы не просто
приподнять повязку, а размотать множество прокладок и бинтов. Но, что
самое важное, я боялся. После недели полной слепоты не вдруг наберешься
храбрости шутки шутить со своим зрением. Правда, снять с меня бинты было
решено именно сегодня, но это собирались сделать при специальном
сумеречном свете, причем мне разрешили бы остаться без бинтов лишь в том
случае, если бы обследование показало, что с глазами у меня все в порядке.
А я не знал, в порядке ли мои глаза. Могло оказаться, что мое зрение
испорчено. Или, что я вообще ослеп. Я ничего не знал...
Я выругался и снова нажал на кнопку звонка. Это доставило мне
некоторое облегчение.
Никто, по-видимому, звонками не интересовался. Во мне поднималось
раздражение, такое же сильное, как тревога. Унизительно, конечно,
пребывать от кого-то в зависимости, но куда более скверно, когда зависеть
не от кого. Терпение мое истощилось. Необходимо что-то предпринять, решил
я.
Если я заору в коридор и вообще начну скандалить, то кто-нибудь
обязательно явится - хотя бы для того, чтобы обругать меня. Я отбросил
простыню и вылез из кровати. Я ни разу не видел своей палаты, и хотя на
слух я довольно точно представлял себе, где находится дверь, найти ее
оказалось вовсе не просто. Несколько непонятных и ненужных препятствий
встретилось мне на пути, я ушиб палец на ноге и ободрал голень, но мне
удалось пройти через палату. Я высунул голову в коридор.
- Эй! - закричал я. - Дайте мне завтрак! В палату сорок восемь!
Секунду стояла тишина. Затем послышался рев голосов, вопивших
одновременно. Казалось, их были сотни, и нельзя было различить ни единого
слова. Как будто я включил запись шума толпы, причем толпы, настроенной
очень воинственно. У меня мелькнула дикая мысль, что, может быть, меня,
пока я спал, переправили в дом умалишенных, что здесь не госпиталь Св.
Меррина. Эти голоса просто не могли принадлежать нормальным людям. Я
торопливо захлопнул дверь, чтобы оградить себя от этого столпотворения, и
ощупью вернулся на кровать. В тот момент кровать представлялась мне
единственным безопасным и спокойным местом во всем жутком мире. И словно в
подтверждение этого, в палату ворвался новый звук, и я замер с простыней в
руках. С улицы донесся вопль, дикий и отчаянный, от которого кровь стыла в
жилах. Он повторился трижды, и когда он затих, мне все еще казалось, что
он звенит в воздухе.
Я содрогнулся. Я чувствовал, как щекочут мой лоб под бинтами струйки
пота. Теперь я знал, что происходит нечто страшное. И я не в силах был
больше выносить одиночество и беспомощность. Я должен был знать, что
происходит вокруг меня. Я поднял руки к бинтам - мои пальцы коснулись
булавок, и тут я остановился...
Что, если лечение было неудачным? Что, если я сниму бинты и окажется,
что я слепой? Тогда будет еще хуже, во сто крат хуже...
Я уронил руки и лег на спину. Я злился на себя и на больницу, и я
произнес несколько глупых беспомощных ругательств.
Вероятно, прошло некоторое время, прежде чем я вновь обрел
способность рассуждать последовательно. Я вдруг осознал, что снова ищу
возможные объяснения происходящему. Объяснений я не нашел. Зато я
окончательно убедился, что сегодня среда, какая бы там чертовщина ни
происходила. Ибо вчерашний день был весьма примечателен, а я мог
поклясться, что после него прошла всего одна ночь.
В хрониках вы прочтете, что во вторник седьмого мая Земля в своем
движении по орбите прошла через облако кометных осколков. Вы можете даже
поверить в это, если вам угодно, ведь поверили же миллионы людей.
Возможно, так оно и было в самом деле. Я не могу привести доказательств ни
"за", ни "против". Я был не в состоянии увидеть, что происходило;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14