– Я отказываюсь продолжать его.
– Приятель, а в твоем мире много сосен? Ну, таких, как здешние?
– Мадж, – ответил со вздохом Джон-Том, – их там столько, что не перечесть. Люди валят деревья, пилят на доски и тому подобное, однако никто и никогда на моей памяти не взрывался на сосновых шишках.
– Тебя послушать, так деревья ни хрена не соображают! Они прекрасно знают, что с толпой дровосеков им не сладить, а потому стараются подловить обормотов, вроде тебя, поодиночке.
– Все, хватит! – Джон-Том отвернулся от Маджа, остановился и принялся рвать спелые ягоды брусники. Горьковатый привкус ягод отнюдь не способствовал улучшению настроения, равно как и лучезарная улыбка, которой одарил юношу Клотагорб.
Взрывающиеся шишки! Враждебные сосны! Бред, чепуха на постном масле! Клотагорб с Маджем просто потешаются над ним, только и всего!
По счастью, дома таких мутантов днем с огнем не сыщешь. Разумеется, люди пропадают в лесах тех же Орегона или Монтаны, но они заслуживают подобной участи – безмозглые идиоты, предпочитающие наслаждаться «красотой дикой природы» в гордом одиночестве. Естественно, что они то падают с утесов, то бултыхаются в реки, то… То наступают на взрывоопасные шишки? Да нет, ерунда, такого не бывает.
Тем не менее сейчас он, к сожалению, не дома, а в чужом мире, и потому следует, пожалуй, воздерживаться от не слишком осмотрительных действий. Приняв решение, Джон-Том старательно избегал даже притрагиваться к шишкам, которые, как назло, попадались все чаще. Одна свалилась с дерева прямо перед носом у юноши. От неожиданности он подскочил, услышал за спиной сдавленный смех, обернулся и наградил Маджа испепеляющим взглядом. Выдр поспешно принял более-менее серьезный вид. Джон-Том подобрал шишку, осмотрел ее – верхний ряд семян был на месте – и сердито отшвырнул в сторону. Ладно, пусть забавляются. В конце концов, осторожность еще никому не повредила, так что и впрямь нечего пинать без разбора все, что оказывается под ногами.
Вечером на стоянке у неутомимой Дормас обнаружился новый талант.
Выяснилось, что она, вкупе с острым умом, несносным характером и широкой спиной, обладает высоким и приятным сопрано. Она спела у костра великое множество песен и баллад, за что ее отблагодарили бурными аплодисментами. Явно польщенная Дормас скромно потупилась.
– Я пою не часто, – объяснила она, – но вы, ребята, утомили меня своей болтовней, и я решила для разнообразия послушать себя.
– И правильно сделали, – заметил Джон-Том. Вдруг он нахмурился.
Что-то было не так. Самую малость, но все же не так. – Странное, признаться, чувство, – добавил юноша. Он повел рукой и отметил про себя, что с ней произошло нечто непонятное.
– Пертурбация, – сказал Сорбл, который пристроился на ветке росшего поблизости дерева. Голос филина прозвучал как-то необычно.
Джон-Том поднял голову и огляделся. Сорбл оставался как будто прежним Сорблом; тем не менее в его облике что-то неуловимо изменилось. Мадж также выглядел не совсем таким, каким был всего лишь мгновение назад. Что за хитрая пертурбация? Юноша ощущал себя иначе, нежели до сих пор, на протяжении всей своей жизни. Что же случилось?
Внезапно Джон-Тома осенило.
– О господи! – Он ошарашенно уставился на Клотагорба. – Знаете, сэр, поскорей бы она заканчивалась.
– Мой мальчик, эта пертурбация вызывает у меня живейший интерес, – отозвался волшебник, наружность которого претерпела весьма незначительные изменения, однако голос сделался наподобие Джон-Томова, на добрую октаву выше.
Мадж и Сорбл громко застонали, сообразив наконец, чем обернулся лично для них очередной фортель плененного пертурбатора.
– Перемена не столь радикальна, как многие из тех, с какими мы уже сталкивались, – продолжал Клотагорб. – Очевидно, последствия одних пертурбаций куда более серьезны, чем последствия других.
– Любопытно, – пробормотала Дормас, внимательно изучая свой новый облик. – Я давно хотела узнать, на что это будет похоже. Правда, не скажу, что я в восторге. Раньше было все-таки лучше.
– Степень изменения, – сообщил волшебник, – варьируется в зависимости от видовой принадлежности.
– По-вашему, – воскликнул Джон-Том и подивился про себя тому, какой у него тонкий голосок, – мы угодили в не слишком серьезную пертурбацию?!
Когда миновали первоначальные изумление и растерянность, все стало ясно и понятно даже для тех, кто отказывался верить собственным глазам. По воле пертурбатора пол каждого из путников поменялся на противоположный. Чисто мужская, за единственным исключением, компания превратилась за долю секунды в дамское общество, слегка разбавленное присутствием одного мужчины.
– Когда она закончится? – простонал Мадж, вернее, не простонал, а взвизгнул. – Ведь она не затянется, верно, ваше чудотворство?
– К твоему большому огорчению, Мадж, предсказать, сколько продлится пертурбация, практически невозможно, – отозвался Клотагорб. Джон-Тому бросилось в глаза, что красноватый узор на панцире волшебника приобрел розовато-лиловый оттенок.
– Е-мое, да что ж это за издевательство?! Хорошо еще, что мы не в Оспенспри. Ежели б меня сейчас ктой-нибудь видел, я б сдох со стыда.
– Что, водяная крыса, понял, каково быть женщиной? – осведомилась Дормас. Ее слова прозвучали как-то удивительно по-мужски.
– Понимаете, – пустился объяснять Джон-Том, – подобная перемена для Маджа – поистине катастрофа. Боюсь, что ему приходится тяжелее, чем всем нам, вместе взятым.
– Да сделайте же что-нибудь, ваше чародейство! – взмолился выдр. – Ну что вам стоит, а? Вы ведь прогнали то поганое облако, что торчало над Оспенспри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86