– Игра зашла слишком далеко. Я пыталась держать их под контролем, старалась изо всех сил, но... как всегда, не выдержала, уступила. Моя вина ничуть не меньше вашей – я обещала Изабель, что позабочусь о них, а вместо этого позволила всем им умереть. Всем... Разве может быть мне прощение?
Она опустила голову на руль и закрыла руками лицо. Эш с трудом мог различить то, что она говорила.
– Самое страшное уже случилось. Теперь люди станут задавать вопросы. Эдбрук и Мариэллы станут пищей для разговоров.
Эш почувствовал, что, несмотря на страх и смятение, его охватывает гнев.
– Ну уж я-то во всяком случае никогда и никому не расскажу о том, что произошло со мной в Эдбруке. Мне же все равно никто не поверит.
– Вы по-прежнему не понимаете, о чем речь? Игра зашла чересчур далеко. В нее оказался втянутым еще один человек, чье сердце оказалось не таким крепким, как ваше.
Она подняла к нему искаженное мукой лицо, обрамленное растрепавшимися волосами. Морщины на щеках стали еще заметнее. Няня Тесс медленно повернула голову и посмотрела через плечо на заднее сиденье. Несмотря на нарочитую неторопливость этого движения, глаза ее полны были страха, а выражение лица едва ли можно было назвать бесстрастным.
Эш проследил за ее взглядом, хотя внутренний голос настойчиво приказывал ему не делать этого.
С заднего сиденья на него смотрели широко открытые мертвые глаза Эдит Фипс. Рот ее был полуоткрыт, верхние зубы лежали на нижней губе, и этот вывалившийся зубной протез придавал ее лицу какое-то нелепое выражение, однако в чертах ее лица, во всем ее теле отсутствовали свойственные покойникам расслабленность и умиротворенность. Если бы труп мог обладать голосом, Эдит сейчас кричала бы от ужаса.
Эш резко отвернулся и уставился на приборную доску. Это уже был даже не ужас, ибо и это чувство имеет свои пределы – в те несколько секунд, что он смотрел на Эдит, все эмоции, достигнув, видимо, наивысшей точки, разом покинули его, превратив в пустую, бесчувственную оболочку.
Но в следующий момент он услышал, как хихикает няня Тесс, и увидел пляшущие в ее испуганном взгляде искорки безумия.
Мгновенно придя в себя, Эш бросился прочь из машины.

31

Он оттолкнул в сторону служащего вокзала, который в эту минуту входил в полутемный кассовый зал со стороны платформы. Он слышал, как человек выругался и что-то прокричал ему вслед, но не остановился. Поезд уже тронулся и медленно набирал скорость, словно груз, который он вез, был чересчур для него тяжелым.
Схватившись за ручку вагонной двери, Эш прихрамывая побежал рядом, стараясь не отставать, чтобы вскочить в вагон. Он едва не лишился ног, но все же каким-то образом успел ухватиться за дверную раму и ввалился внутрь. Дэвид без сил рухнул поперек сиденья в купе, но тут же подтянулся и сел прямо, прислонившись головой к стене. Дверь купе с грохотом захлопнулась. Поезд набирал ход. Голова Эша моталась из стороны в сторону, словно у пьяного, он бормотал что-то себе под нос, вслух отрицал возможность и вероятность всего, что пришлось ему пережить, судорожно хватался руками за воротник рубашки, как будто ему не хватало воздуха. По спине и шее струился липкий холодный пот.
Колеса поезда ритмично стучали, движение его по-прежнему было неторопливым, и Эш поблагодарил Бога за то, что он наконец-то уезжает из этого адского местечка, называемого Эдбрук, со всеми происходящими в нем кошмарами, уезжает от Мариэллов, которые существуют только за счет горя и мучительных угрызений совести живых, от домоправительницы, их тетушки, сошедшей с ума от сознания своей вины в постигшей семью трагедии. Он уезжает от всех, уезжает от Кристины...
Он вновь оказался во власти эмоций, воспоминаний, сомнений и впечатлений. За время краткого пребывания в Эдбруке произошло слишком многое, чтобы он мог так быстро осмыслить все это. Он пережил минуты отчаяния и ужаса и минуты всепоглощающей любви. Он занимался любовью... Но с кем? С призраком? Нет, это невозможно, решительно невозможно.
Он в отчаянии затряс головой. Ибо на самом деле он знал правду.
Роберт, Саймон и Кристина были призраками, и все они сговорились еще кое с кем, когда-то ему очень близким, – с его сестрой, которая даже после смерти не перестала его презирать, которая строила против него козни даже из могилы. И этот заговор призраков превратился в страшную реальность.
Внезапно Эш застыл на месте. Он сидел спиной по ходу поезда и потому мог видеть постепенно удаляющуюся пустую платформу. Но теперь на ней появился человек, и голова его медленно поворачивалась вслед уходящему поезду.
Эшу улыбался Роберт Мариэлл.
Вскоре сквозь грязное стекло Эш увидел вторую фигуру. Саймон стоял без пальто, глубоко засунув руки в карманы брюк. На шее его больше не было шрамов, голову он держал совершенно прямо, а на обращенном к Эшу лице сияла беззаботная улыбка.
Снова пустой участок бетонной платформы... и снова кто-то стоит, запрокинув голову, и с детской непосредственностью разглядывает поезд. Она оставалась все той же маленькой девочкой. На ней было то же белое платье, в котором она утонула, а на ногах – белые гольфы. Рядом с ней неподвижно застыл Охотник.
Эш рванулся к окну, с грохотом опустил его вниз и высунулся наружу, протягивая к ней руки.
– Джульетта!!! – в отчаянии закричал он.
Теперь он отчетливо видел ее лицо, черты которого до сих пор помнил лишь смутно, не желая их узнавать, запрещая себе делать это и таким образом признавать факт столь неестественного ее существования. Он ясно различал ее губы, которые изогнулись в злобной усмешке.
Поезд уходил все дальше, видение исчезло, а сидевший рядом пес превратился в маленькую черную точку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68